Начиная с 1956-го каждый четный год разные хорошие детские писатели получают премию имени датского сказочника. Но это не наш праздник, российские писатели эту премию, которую также называют детской Нобелевкой, ни разу еще не получали, хотя часто номинировались.
Сначала премию присуждали только писателям по совокупности заслуг перед детской литературой. Но потом решили добавить и номинацию «художник-иллюстратор». Вот в ней в 1976 году победила советская художница Татьяна Маврина. С тех пор никто больше не награждался.
В этом году от России были выдвинуты писатель Владислав Крапивин (я в своем далеком детстве читала его книжку «Валькины друзья и паруса», хорошо помню ее обложку, теперь он скорее автор многотомного фэнтези «В глубине Великого Кристала», о котором я ничего до сих пор не слышала, но теперь попробую прочесть) и известный книжный и анимационный художник Игорь Олейников. Но получили премию японская писательница Уэхаси Нахоко, по романам которой сделан популярный аниме-сериал, и бразильский художник, создающий иллюстрации к собственным историям, — Роджер Мелло.
Премию эту вручают на Болонской книжной ярмарке, на которой я в этом году была, и мне захотелось понять, а почему все-таки наши детские книжки, которыми столь давно гордится страна, не проходят через международные критерии качества. С этой идеей я и стала ходить по стендам выставки.
Книг становится меньше
Болонская международная выставка детской книги в отличие, например, от Московской книжной ярмарки (ММКВЯ) — это место, где обмениваются идеями, а торгуют не книгами, а правами, поэтому толп покупателей на ней нет.
Завсегдатаи Болонской выставки говорят, что с каждым годом она становится все меньше, что раньше ее нельзя было обойти за один день, а теперь — пожалуйста.
Я тут первый раз, и мне она кажется очень большой.
Что отличает книжную выставку от книжного магазина? Ассортимент. В магазине продают книжки вчерашние и сегодняшние, а на выставку стараются привезти завтрашние.
Один издатель мне рассказал: когда он только начинал заниматься книжным бизнесом и впервые приехал на большую международную ярмарку, ему очень хотелось уловить новые тенденции, понять, куда развиваться. И он спросил своего старшего опытного коллегу, по каким признакам тот судит о возможном успехе новой книжки. Тот подумал и ответил: главное — угадать с размером колонки…
Издатели — странные люди, им действительно иногда кажется, что дело в выборе шрифта или размещении текста на странице. Хотя в современной детской книжке текста все меньше. Я даже не про модный ныне графический роман, а про обычные книжки для детей младшего возраста: нынешний книжный дизайн допускает на странице фразу из пяти или семи слов, не больше. При этом содержание текста неважно — важно изображение.
На выставке детских книг потрясает второстепенная роль текста, истории, сюжета. Профессионалы объясняют это давлением электронных гаджетов, в которые уходят смысловые вещи. На долю бумажной книги остается все сужающаяся доля ручного труда: книжки-поделки, малышовые игрушки (книжки из ткани, книжки-погремушки, книжки для купания), коллекционные дорогие книжки-подарки… Подобные книги-вещи и привозят на международную выставку в надежде заинтересовать ими другие страны. Но там и своего такого много.
Торжество художника
Болонская выставка сегодня — прежде всего для иллюстраторов, тексты занимают подчиненное положение.
При входе в первый павильон развешаны картины современных художников-иллюстраторов, графика, как правило, очень хорошая, и это, конечно, самостоятельное искусство, оно явно не нуждается в сопроводительных текстах. Однако я не вижу в этих работах какой-то особенной современности, сегодняшние работы мало отличаются от тех, что были сделаны 20 и 30 лет назад. Времена, когда в детскую иллюстрацию приходили художники-новаторы, кажется, давно минули. В 20-е и 30-е годы Россия была впереди Европы, тогда были созданы знаменитые революционные иллюстрации, которые сегодня с почтением изучают в академиях. Нынче детские иллюстраторы куда предсказуемей, развитие изобразительного языка явно остановилось.
Подальше от реальности
Самое главное, что я понимаю, созерцая это изобилие книг со всего мира, — все художники рисуют для детей фантастически прекрасный мир. Поэтичный, условный, нежный, населенный волшебными существами, очень далекий от реальности, но зато добрый и удивительный. Сказка окончательно победила, детям больше не рассказывают про жизнь. Даже учебные книги и энциклопедии тяготеют к экзотике, к динозаврам, морским чудовищам, африканским слонам и прочим диковинкам. Ребенок в книгах видит идеальный мир, не узнаваемый, но белый и пушистый, не тревожащий и не волнующий.
Подросткам уже можно про страшное. Но им тоже не нужны реальные истории, преобладают книжки про монстров, вампиров, зомби. Если войны, то звездные. Если оружие, то мегакосмическое.
Именно на подростков сейчас рассчитаны комиксы и графические романы — многостраничные и изобразительно агрессивные, где текста не так уж мало, но он весь распихан по пузырям-диалогам, как в кино (так что графические романы правильнее было бы называть графическими кинофильмами, неслучайно по ним теперь охотно снимают кино, и самый недавний пример — «Голубой — самый теплый свет», по которому снят фильм «Адель»). Графические романы предполагают более сложные сюжеты, чем в комиксах, и более сложное рисование.
Обычные книжки с текстом, впрочем, тоже есть, но они явно не доминируют.
Осторожно, сексизм
Малышовые книжки не различаются по половой принадлежности, а вот в подростковых разделение полов, несмотря на провозглашаемое равноправие, просто бросается в глаза. Именно потому, что начинается с оформления.
Сериальные истории для девочек хорошо идут в комплекте с розовыми блокнотами «мои секреты» и прочей блескучей полиграфией.
Специально для девочек-подростков оформлены серии романов от «Милого друга» до «Мадам Бовари», где на обложках томные барышни обнимаются с брутальными кавалерами. Для мальчиков специальных книг меньше, военной тематики почти нет, есть то, что раньше называлось в библиотеках «приключенческая литература». Ну и конечно, невероятное количество вампиров, зомби, звездолетов и прочих придумок для вытеснения природной агрессии пубертата.
Российский стенд
Финансирует российский стенд Федеральное агентство по печати, а занимается его оформлением Союз московских художников. Главным на стенде в этот раз был номинант премии Андерсена Игорь Олейников, хорошо известный и в мире, он, как и многие российские графики, в советское время сделавшие себе имя, много работает на зарубежные издательства, где больше платят и чаще случаются интересные заказы.
Однако за день на стенде проходило по несколько презентаций, к сожалению, очень мало привлекавших к себе внимание посетителей выставки. Если на некоторых других стендах постоянно толпился народ, то на российском большинство всегда составляли «свои». Эти «свои» — в основном представители издательств — в Болонье заняты главным делом: поиском новых книг, авторов, идей.
Россия на выставке — скорее покупатель, чем продавец. И причина этому — чисто экономическая.
Права на детскую книжку, если она не супербестселлер, стоят дешево, куда дешевле, чем собственное производство, поэтому купить и перевести уже готовое издание выгоднее, чем с нуля создать свой макет.
К тому же, хотя детские книги в России стабильно пользуются спросом, рисковать издатели не могут себе позволить, поэтому стараются приобрести опробованное. Но настоящий успех на рынке приносит только то, чего там никогда не было.
В этом и ответ на вопрос о премиях.
Что не так с Россией
Попробуем вспомнить свои любимые детские книжки. Во-первых, большинство из них — это переводы, причем блистательные, авторизованные, но все же это чужие авторы: Кэрролл, Линдгрен, Милн, Толкиен, Дефо, да хоть бы и Джанни Родари…
Вспоминаем советских писателей, не связанных с советской идеологией и с советским образом жизни, трудном для понимания в остальном мире. На ум приходит Виктор Драгунский…
Кир Булычев, например, страдает тем же недостатком, что и многие российские авторы, произведения которых следуют за оригинальными произведениями, созданными другими. Это может быть очень здорово, но все равно вторично.
Русская классика, высокоценимая в мире, редко обращалась к детям. Хотя на чужих стендах я встречала, например, «Каштанку» Чехова.
Стихов замечательных русских поэтов от Хармса и Введенского до Юнны Мориц в мире не знают: трудности перевода.
Сегодня рынок требует от книг легкой адаптации. Книги, где надо много объяснять, комментировать, сложны для восприятия, поэтому их не печатают.
Есть еще одна важная причина. Даже очень хорошо отобранные для российского стенда книги отличаются какой-то застенчивой архаичностью. Они вообще-то хороши, но, надо признаться, слегка провинциальны — есть в них что-то вчерашнее, как в покрое платья, неуловимое, но не совсем свежее.
Оно, может быть, и хорошо для России, где основными покупателями книг для детей являются их бабушки и дедушки, люди советского воспитания и привычек, но для премии — нет, не подходит. Повторю: не потому, что художники или писатели плохи, а потому, что премиями награждают не столько за качество, сколько за открытие, за шаг вперед, ну или хотя бы за то, что таким шагом счесть можно.
Книга побеждает, когда в ней оказывается новый смысл. Новый, оригинальный сюжет. Неожиданная идея. Так случилось с книгами Роулинг, впервые скрестившей волшебный магический мир с школьной историей любви и дружбы. Но когда рынок вслед за ней ломанулся по этому пути, волшебные двери Хогвартса тут же закрылись. Книга, хоть и предмет торговли, объект промышленного дизайна и т.д., но только тогда становится хорошей книгой, когда в ней есть открытие.
Алена Солнцева
