Согласен с утверждением, что проза Славы Сергеева при всей ее «необязательности» гораздо глубже и интересней многого, что пишется сегодня «всерьез» о смысле жизни. Собственно, смысла никакого нет. Живет народец, как бог на душу положит, тем и рад. И утешается мелкими радостями: водкой, портвейном, иногда коньком, а иногда и девушкой за пятьдесят долларов. Места же пребывания истинной интеллигенции – все те же самые, что и раньше: кафе, кинотеатр, квартира, а кто особый везун, тот на телевидении работает, где, как известно, интеллигенции столько, что не успевают одних выгнать, как тут же на их место приходят другие. А если сравнивать с таким же шастающим повсюду пиплом, что за океаном живет, то есть в Америке, то там бездушие, пустота, бессмысленность и безысходность еще покруче будут, чем у нас. Мы ведь все-таки капитализм еще только пытаемся строить, а они его давно построили, прилично утомились, духовно затвердели, вот и получается, что у них уже все, а у нас пока ничего. Там, можно сказать, бездуховность и на козлов все похожи, а здесь все тоже на козлов похожи, но все-таки кое у кого квартира есть, чтобы куда вернуться было, если жизнь в Америке не задалась. Даже если жена-сука из дома выгонит, то все равно кое-что остается. Родина же все-таки повсюду и кругом – Москва.
Впрочем, ни из какой Америки никто никуда не возвращается. Это лишнее. Ибо никто никуда не уезжает. Все здесь и сейчас одни по-прежнему сожалеют «о погубленной юности» и былом величии державы, а другие не сожалеют ни о чем. Ну, разве что об убогости истинной интеллигенции и тех мест, где она имеет обыкновение пребывать, лишь смутно припоминая кое-что о чем-то похожих на нее героев литературных произведений.
Владимир Вестер
Из рецензии в журнале Time out (Москва) 6 Июня 2006 г ; Михаил Визель
Московский литератор Слава Сергеев пишет о мелких казусах и нелепостях, происходящих на Бульварном кольце, в небольших квартирах и подъездах. А именно - о тех критических ситуациях, когда выпить больше нечего, а поговорить еще хочется, да и дама еще не совсем созрела. Время действия - первая половина 90-х. Этим, видимо, обусловлены мягкий юмор Сергеева и совершенно элегическая интонация всех его повестей.
В вынесенной на заднюю обложку аннотации упоминаются имена Довлатова и Ерофеева. Действительно, трудно удержаться от аналогий с этими двумя легендарными ныне авторами, повествуя о сильно пьющей творческой интеллигенции, оказавшейся выбитой из своей ниши (причем безо всякой эмиграции и "хождения в народ", а просто угодив в смутное время). Но все-таки первоисточник у Славиной прозы другой - питерские митьки, первыми показавшие, что сущность дзен-буддизма в России естественнее всего объяснять на примере разливания водки из пустой четвертинки (особенно если опустела она не без участия беседующих). У лирического героя Сергеева даже есть свой гуру - некий Воропаев, у которого главный персонаж повести "то ли учится, то ли лечится", как Пьер Безухов - у Платона Каратаева.
В этой книге - впервые со времен выхода программного произведения Владимира Шинкарева "Митьки" - снова встретились и по-простому поговорили две великие традиции: русская литературная и восточная философская...
