Чтобы разобраться в проблемах, с которыми чтение сталкивается сегодня, и в том, какое будущее ждет саму книгу, профессиональный портал Pro-Books.ru обратился сразу к нескольким экспертам.
К автору и непосредственному субъекту общения с читателем, к издателю и книготорговцу, библиотекарю и футурологу, способному оценить книгу как сущность в неразрывно связанном процессе развития медиа. 
Гуманистический подход
О снижении интереса к чтению расскажите Дине Рубиной: ее аудитория по сравнению со «светлым советским» прошлым неизмеримо выросла. Совокупный тираж романа «Белая голубка Кордовы» перевалил за полмиллиона экземпляров, остальные изданы незначительно меньшими объемами. Секрет популярности никто конечно раскрыть не готов, но, похоже, надо хотя бы уметь хорошо писать, выбрать своего читателя и правильного книгопродавца. Опираясь на поддержку крупнейшего российского издательства, Рубина может рассуждать о еще одной реалии ушедшего года: с тех пор, как «Эксмо» начало поглощение АСТ, появилась надежда, что «попсовой» литературы на рынке поубавится. Конечно не потому, что только АСТ издавал литературу этого сорта — скорее были задействованы механизмы конкуренции, а она всегда осуществляется таинственными путями. Несомненно, по словам писательницы, и влияние интернета, существенным образом способствующего деградации общества. В существующих условиях сокращение чтения не нормальное, но закономерное явление: выросло поколение людей с клиповым сознанием, которые просто не в состоянии задерживаться долго взглядом на странице книги. Их воображение «разжирело» на готовом интеллектуальном фаст-фуде, оно не привыкло трудиться. Точно так же и в школе, как только появились калькуляторы, и ученикам разрешили не учить наизусть таблицу умножения, у целого поколения довольно быстро атрофировалась «счетная мышца» в мозгу.
Замдиректора Российской государственной библиотеки для молодежи Марина Захаренко не станет оспаривать объективную реальность, в которой расширяются возможности получения информации из различных источников (мобильных, например), что приводит к вытеснению привычки к чтению. Оно становится фрагментарным и все больше воспринимается как сопутствующее занятие, сопровождающее учебу. Только с помощью развития навыков чтения с самого раннего возраста можно сохранить чтение как жизненную потребность и неотъемлемую часть бытования. Конечно же, главенствующая роль здесь принадлежит семье, и если ребенок не видит ближайших родственников за чтением, для него книга не является частью повседневной потребности. Школы и библиотеки не должны терять своего значения и оставаться базовыми центрами приобщения к систематическому мотивированному чтению. Впрочем, важно не само наличие библиотеки, а разумно созданная в ней атмосфера и условия для интеллектуального досуга, позволяющие воспринимать библиотеку как «третье» место, помимо дома, учебы и работы, где притягательно провести свободное время.
Павел Подкосов из издательства «Альпина нон-фикшн» объясняет кризисность чтения на примере ситуации с развлекательной литературой. Она долго была лидером досуговой индустрии, но столкнулась с острой конкуренцией со стороны блогов, форумов, социальных сетей, кино и компьютерных игр. Именно за счет развлекательных книг рынок в целом сжимается. Но, во-первых, темпы не столь устрашающие, как казалось еще несколько лет назад, а во-вторых, происходит вымывание низшего слоя мейнстримовой литературы — дамских романов, написанных под копирку, детективов с банальными сюжетами и на плохой бумаге. Первый негативный сигнал рынок получил еще в начале 2000-х, когда стало ясно, что читатель устал от валового производства 90-х годов. Человек читающий стал умнее, требовательнее и к авторскому контенту, и к работе переводчика, и к оформлению книги, и к качеству издания. В 2008-и же одноразовая литература получила от читателя мощную пощечину, а серьезная, наоборот, прибавила. В мире, где нет стабильности, деньги обесценивались и про завтра понятно ничтожно мало, серьезная литература стала цениться, а знания оказались нужнее развлечений.
Эволюционизм
Сторонник эволюционистского подхода в развитии книги Андрей Мирошниченко, медиа-аналитик и автор труда с говорящим названием «Когда умрут газеты», напоминает, что «длинное чтение» всегда считалось способом передачи знания. Однако культура потребления информации меняется, и линейное чтение неизбежно становится короче. Трансформируется сам способ сборки, передачи знаний, что воспринимается на эмоциональном уровне как деградация культуры. На самом же деле, вопрос состоит в том, так ли уж необходимы длинные тексты для хранения и передачи знания. В «Галактике Гутенберга» Маршалл Маклюэн анализирует фразу средневекового поэта, в которой статус школяра измерялся количеством написанных им «книг» — для студента «книгой» было то, что он записал со слов профессора. Получить книгу иными способом, кроме, как записать за умными людьми самому, даже образованному человеку допечатной эпохи было довольно трудно. Когда появились печатные книги, тогдашняя профессура увидела в этом деградацию образования, в частности, Маклюэн ссылается на многочисленные стенания по этому поводу. Получается, вместо того, чтобы корпеть над конспектом, студент мог пойти и купить готовую книгу! По представлениям эпохи, это безусловно чудовищная профанация знания, скажем, как сегодня скачать реферат из «Яндекса», вместо того, чтобы сидеть в библиотеке.
По сути же, в печатной книге человек получал те же сведения, но без больших затрат времени. Вообще-то говоря, весь прогресс направлен именно на получение той же функции, но с упрощенной процедурой добычи. Самый яркий пример: считается, что огонь — символ человечности. Но использование огня в быту сведено к минимуму. Для обогрева или разогрева мы получаем ту же функцию совершенно другим образом, часто без пламени. Если древний человек увидит современного человека с зажигалкой, то сочтет его либо богом, либо бездуховной и пошлой тварью — как же можно создавать огонь без двух дней ритуальных танцев и священного шепота над кореньями. По аналогии может ли оказаться наша культура этим самым «шепотом над кореньями»? Вдруг длинное чтение, как и огонь, — не такой уж необходимый ритуал. Что если мы можем получать сопоставимый эффект с меньшими затратами прежде всего времени. Благодаря мультимедиа, благодаря журналистике, которая первая из профессиональных практик сталкивается с цифровыми вызовами, и не просто сталкивается, а для нее это становится вопросом самого существования. Да и среда соцмедиа, где автором становится всякий, предоставляет настолько простые способы захвата и передачи информации, что длинный текст не может конкурировать с ними.
Очевидно, монополия длинного текста на передачу смыслов была обусловлена, прежде всего, техническими причинами: большие тексты легче складировать, систематизировать и передавать. Важно, именно из-за трудности доступа к тексту, выраженной в неграмотности, дороговизне талмудов, книги подходили для сохранения монополии дворцов и храмов. Монополия на текст была одновременно монополией на власть. Видимо, на основании этих технических параметров исторически сложились представления о святости текста и святости книги. И вот, технические условия уже другие, а представление о святости продолжает руководить поведением и оценками. По Мирошниченко, священный текстоцентризм письменной эпохи уходит в прошлое. Мультимедиа возвращают обществу дописьменное аудивизуальное восприятие, но на новом витке развития. Теперь аудивизуальные «эпистемы» можно легко складировать и передавать на расстояние. Естественно, переходный период будет сопровождаться «ломкой», неизбежны реальная потеря знания из-за смены форматов и носителей. Эмоционально с этим довольно трудно мириться, поскольку цивилизация многие тысячи лет ориентировалась на текст как основной носитель сведений. Впрочем, процесс естественным образом идет туда, где проще; эволюция это не гора, на которую взбираются, а воронка, в которую засасывает. Поэтому сопротивляться можно и нужно, это даже наш долг, как людей той эпохи, но бесполезно. Книги станут предметом винтажной моды, знаком престижного потребления, но культурную роль со временем утратят.
Книга — базовый институт интеллектуального общества
Борис Куприянов, совладелец магазина «Фаланстер» вовсе не склонен связывать проблемы падения книгоиздания и продажи во всем мире с электронной книгой. Цифровой носитель остается всего лишь формой представления информации. На целый рынок это явление само по себе влиять не может, ведь закон сохранения материи никто не отменял: «если в одном месте что-то прибудет, в другом — убудет». Поэтому только издатели не должны страдать от перехода рынка на электронные носители, а страдают все. И дело здесь в том, что речь идет о кризисе чтения как такового, как процедуры. Мы воспитаны на том, что чтение занимает серьезное место в жизни общества и каждого человека. Чтение перед сном, чтение в дороге, чтение как обучение, чтение как познание истины — оно приложимо ко всем действиям человека на протяжении последних двухсот лет. Эпоха модерна по-хорошему началась с выхода «Энциклопедии» Дидро, и условно до событий «11 сентября» книга занимала центральное место в обществе, а грамотность была критерием оценки состоятельности общества. Сейчас же в России даже нет релевантных исследований о том, сколько людей умеют читать, это попросту неинтересно. Закончилась эпоха модернизма, в которую с помощью книги происходит наращивание знания и образования, которые в свою очередь приводят к открытиям и технологическому прогрессу. Какая началась эпоха, пока не понятно, это скорее странное межвременье. Институты, которые были разработаны исторически — демократия, выборы, гражданское общество, — все пришли к своему кризису. Выборы нигде уже ничего не решают, демократия не является защитой меньшинства от большинства, гражданское общество вырождается в гражданское общество немногих. В мире, где социум ставит задачи более локальные, например, заработать деньги, чтением можно и вовсе пренебречь.
Куприянову важно при этом, что книга развилась не в конце XVIII века, а существовала раньше. Пусть в том или ином виде, на разных носителях, но хотя бы четыре тысячи лет просуществовала все-таки. Конечно, книга не застрахована от того, что может стать очень нишевой историей и увлечением для немногих, но вымирание ей во всяком случае не грозит. Следующая проблема — это всевозможные альтернативы, «заменители» чтению, то, что вступает в конкуренцию с «банальным чтением». В этом смысле чтение как развлечение (entertainment) не выживает. Где раньше можно было только читать, теперь есть другие формы времяпровождения. Кино можно уже смотреть в транспорте, гаджеты развиваются гораздо стремительнее, чем книги — телевидение, интернет, все что угодно. С этой точки зрения книга как часть культуры развлечения вообще умерла. Однако и сто лет назад книга не занимала такого места в культуре, потому что 70% общества было безграмотным. У книги есть и другое значение — как источника знаний, то есть просветительско-образовательного свойства. Даже живя в дико дегуманизированном обществе, его операторам и специалистам по манипуляции необходимо откуда-то получать знание, и книга по-прежнему является наиболее удобной формой передачи информации. Конечно, таким массовым, как в XX веке, чтение уже не будет, если не случится какого-нибудь глобального потрясения, не возникнет «нового модерна», эпохи, о которой мы ничего не знаем. Когда же возникнет реальная потребность в мобилизации и повышении интеллектуального уровня общества, книга снова станет востребованной.
Поддержка чтения
Захаренко из Молодежной библиотеки говорит о том, что наибольшие успехи достигаются в тех странах, где проводится государственная политика в области модернизации публичных библиотек и адаптации чтения к современным реалиям жизнедеятельности общества. Наиболее яркими примерами выступают Финляндия, Франция, Великобритания, Бразилия, где выработана целостная политика поддержки чтения, особенно среди детей и подростков. Такие программы целенаправленно проводятся государством и носят межведомственный характер, при этом могут инициироваться министерством культуры или минобразования. В Бразилии развитие издания и распространения литературы, создание и функционирование публичных библиотек включено в состав проводимых правительством социальных реформ. Фундаментом же для реализации политики в области чтения признаны и реально выступают публичные и школьные библиотеки.
Ожидания издателя Подкосова от государства также вполне понятны: необходимо движение в направлении сокращения налогообложения книжной отрасли, а также продуманная пропаганда и поддержка чтения. Еще важнее невмешательство государства во внутренние книжные дела. В 2012 году было принято несколько законов, которые уже сейчас нервируют книжный рынок, а в будущем могут и серьезно повредить ему. Прежде всего, речь о возрастной маркировке книг, но в неменьшей степени и о законах «о чувствах верующих», «о черном списке сайтов в интернете». В результате такой деятельности государства треть классики мировой литературы может просто оказаться недоступной читателю. Издатель может подумать, «а зачем мне вообще с этим связываться», и будет заниматься только тем контентом, который не вызовет никаких вопросов у надзорных органов. Ограничения в интернете — косвенный удар по интернет-магазинам, чья роль в доступе к книге постоянно растет. Властям стоило бы сосредоточиться на решении проблемы высоких налогов для этой непростой и несвердоходной отрасли, арендной платы для книжной розницы, пропаганды книги, но уж конечно не пытаться контролировать контент и манипулировать читательскими предпочтениями.
Для Куприянова проблема чтения — вопрос политический. Если государство хочет сохранить свой суверенитет, оставаться государством со всеми атрибутами государственности, а не бороться с ветряными мельницами, необходимо активно поддерживать чтение. Примеров в истории предостаточно. Вспомнить хотя бы концепцию Андре Мальро о культурной исключительности Франции. Есть американский подход, где государство, вроде бы, вообще не вмешивается в книжное издательство, но созданы условия для формирования отраслевых фондов, которые и занимаются финансированием в области книг. Университетское книгоиздание находится на принципиально ином уровне в США по сравнению с Россией: университеты выступают крупнейшими источниками субсидий для издания книг. Возвращаясь в Европу, можно вспомнить и про прямую поддержку со стороны муниципалитетов, провинций. Например, в Провансе на локальном уровне поддерживают магазины хотя бы потому, что они играют важную роль в воспитании детей и культурной жизни местного населения. Так как книжный магазин выполняет важную социальную функцию, продавцам независимых книжных магазинов местная власть доплачивает деньги из государственного кармана, чтобы удержать квалифицированных сотрудников от перехода на работу в крупную сеть. В Германии культурные мероприятия, проходящие в магазинах, дотируются государством. Кстати говоря, в московском сообществе созрело похожее отношение к формированию стратегии поддержки книги.
Есть множество способов поддерживать издателей: в Норвегии каждая книга, выпущенная на национальном языке, автоматически попадает в каждую библиотеку. Можно просто издавать полтысячи книг, зная, что совершенно точно их купит государство. Четверть века назад в Финляндии по результатам исследования выяснилось, что финны перестали читать национальную литературу, вполне справляясь только английским языком. Были введены искусственные меры против ввоза книг на английском, а переводы стали дотироваться. Результатом изменения отношения государство стал активный рост сегмента детской литературы, Финляндия фактически вырастила большое количество детских писателей, известных теперь по всему миру. Через новую финскую литературу, а не через «Сказки братьев Гримм» люди стали учить финский язык.
Рубина возлагает ответственность за чтение на само общество, которое в целом должно отстаивать свои интересы, интересы детей, их будущей интеллектуальной и культурной жизни. Отстаивать, начиная с домашних условий, где на уровне семьи стоит постараться ограничивать безмерную власть интернет-продукции и телевидения. С другой стороны, стоит обратить внимание на такую европейскую традицию, как «чтения». Собирается публика часто в библиотеках, клубах, а писатель просто читает несколько глав из своей книги. Все чинно сидят и слушают. В школах неплохо бы выделить побольше уроков литературы, включив в их программу именно чтение, как элемент существования, общения. Своеобразный новый предмет «разговор о книгах» можно воспринимать как литературное объединение класса, которым конечно же должен руководить талантливый учитель.
Будущее книги
По Куприянову, будущее книги состоит только в том, что часть книг исчезнет на бумаге. Например, справочная литература, бросовая литература или одноразовое чтение, сугубо технические книги, которые требуют активного цитирования, и части из которых полезны для исследователей — все это мигрирует в электронный вид. У книги есть будущее, и есть будущее у чтения, потому что если общество хочет развиваться, делает это оно с книгой. Книга, сам процесс чтения — точный индикатор потенциала общества, возможности изменения. Отсутствие господдержки книги означает лишь период относительной резервации, который может возникать на протяжении пятитысячной истории книги, но литература этот этап переживет, с нами или без нас.
Подкосов рассуждает о нескольких практических ключевых трендах ближайшего времени, которые уже заметны на Западе, да и в России можно увидеть их ростки. Книжный рынок в целом продолжит немного проседать, в первую очередь, за счет легкого развлекательного чтива, при этом другие сегменты будут чувствовать себя вполне уверенно. Продолжится распространение электронных книг уже в легальном поле. Причем продажи классических букридеров замедлятся, читатели станут предпочитать более функциональные планшетники. Вполне вероятно массовое возникновение электронных сервисов, где читатели смогут делиться советами с такими же читателями. По модели западного Goodreads или сообщества Сhto-chitat в Livejournal. В России эта практика просто необходима, поскольку наименований выходит довольно много, а авторитетных книжных рецензентов критически мало. Издатели или продавцы в итоге дойдут до создания системы поощрения активно пишущих читателей, как это пытается делать Amazon.com в Kindle Lending Club. Бурное развитие ждет самиздат, который станет выходом для молодых, пока не засветившихся авторов, и развитие культуры буктрейлеров, как важной части маркетингового процесса. В целом, в отсутствие глобальных катастроф — финансовых или военных — и при условии ответственного отношения государства к принимаемым законам книжный рынок будет развиваться равномерно. Где-то падать, где-то расти, но несомненно двигаться вперед.
Закончить же хочется противопоставлением мнений медиа-анархиста Мирошниченко и традиционалиста Рубиной, которые культурологической волею оказались на полюсах дискуссии. Мирошниченко предсказывает, что в отдаленном будущем «гаджетизация» организма приведет к появлению «третьей сигнальной системы», признаки которой уже видны в росте интерактивной инфографики, в визуальных семантических объектах, дополненной реальности. Семантическим носителем окажется не слово, которое, вообще-то, довольно неуклюжий посредник между сознанием и смыслом, а прямо наведенная эмоция или прямо наведенное ощущение, испытываемое от семантического объекта органами чувств. За этим уже можно наблюдать в 4D-кинотеатрах. Где в этом мире место книге? — задается вопросом Мирошниченко. Рубина же предлагает думать и заботиться о судьбе книги всегда и вне зависимости от технологий. Книга — это знак высоты в человеческой цивилизации, а окружающий мир и так уже упал «ниже плинтуса». Не важно в каком виде — бумажном или электронном — книга непременно останется. Ведь людям так нравится, когда им рассказывают истории!
Михаил Грозовский
