Но не в этом дело. Я всё думал, кого же больше в романе - Зощенко или Платонова? Интонаций зощенковских побольше, а тут вдруг - на тебе! - Андрей Платоныч, в которого все влюбились в начале 80-х, когда он прорвался в широкие массы. Но Платонов истов, он же был одержим революционными преобразованиями, он поэтизировал строительство нового будущего. А тут - острое ощущение бессмысленности геодезическо-разметочных работ. Вся жизнь с ее «разметками» получается как подготовка к жизни. А жизнь проходит в бестолковых телодвижениях и малозначащих беседах. Все эти повторы в повествовании (а точнее в потоке сознания) как раз, по-моему, и характеризуют импрессионизм жизни, разбитой на мелкие фрагменты как мозаичные полотна начала прошлого века. Повторяющиеся, порой однообразные до одури, кадры киноленты существования и складывают общий образ жизни - бессмысленной и щемящей воспоминаниями… Книжка, помимо того что я получил большое наслаждения от стилистики, еще и погрузила в некое свое прошлое, которое всегда хотелось изложить на клочке бумаги. PS. Андрей Платонов пришел мне в голову еще до того, как вполне квалифицированно кто-то написал в «Экслибрисе». Хотя до сравнения с «Котлованом» я, признаться, недодумал. Должен еще заметить (не знаю, так ли я углядел), что подавленное Системой и превращенное в уродство существование измельчает человека с его страстями, когда даже «ружье» (авиакатастрофа над Средиземным морем) в конце концов не выстреливает. В общем спасибо тебе за то, что расшевелил во мне как в читателе некоторые мысли и чувства, дремавшие до поры до времени.