К тому же следует иметь в виду, что речь идёт не о пресловутых розановских (Василия Васильевича) «людях лунного света». И не надейся на это, читатель! Тут если и есть «клубничка», то в меру необходимости. Ты встретишь на рекомендуемых тебе страницах чуть ли не гоголевского мечтателя Скрипачёва, вручавшего «в длинной, как тромбон, подворотне вертлявому пьяненькому гражданину в кепке свой кровный червонец и получавшего взамен какую-то серенькую книжечку стоимостью 97 коп.», и типа, пропадающего прямо в шляпе, в ботинках и в двубортном пиджаке из жизни одного из героев, когда тот доставал из шкафа осенним днём 0,75 «Молдавского», и странного художника Печёнкина, который так и не сумел написать натурщицу классически – то есть в грязном халате и без передних зубов – и который одеколоном пах, как автоматический пульверизатор в ГУМе, и вздыхал тяжко: «Эх, товарищ Сталин, вы хоть и большой учёный были, а Клаву мою уберечь не смогли!» Да что называть всех поимённо, читатель! Ныряй в эту прорубь, чтобы с радостью узнать, что за гробом даже самого неизвестного художника обязательно пойдёт какая-нибудь натурщица в телогрейке. А почему? «Ведь он завещает ей всё то, чего не удалось создать. Загадочное и большое». Такое у нас часто бывает. Чем мы хуже других? Ничем. Наоборот!
Возьмите, к примеру, того же Тыквина с круглым значком «Москва – порт пяти морей», сияющим на его груди при свете электролампочки. Ему мало электросвета. Запев в ночи нежнейшим голосом Элвиса Пресли, он что-то вдруг съел холодное и сразу чем-то запил это холодное. «И показалась луна, – оповещает нас автор. – И я увидел, что товарищ мой за ночь как-то совсем повзрослел, мозг его прояснился, и он явно способен теперь разобраться в самых необъяснимых деталях». И это ли не фаворит луны?! И о чём думает он? Об одном думает он: как бы с понедельника завязать ему и «жизнь так ловко обустроить, чтобы со вторника не развязать». Вспомним, кстати, В.В. Розанова: «Луна запрещает “очень любиться”, вот “сближаться”; грозит с неба пальчиком… Полюбуйтесь, помечтайте, но – и довольно». Очень жалко рассказчику Тыквина, так как «увы, у него не получится, хотя бы и со среды. И вся неделя пройдёт, и месяцы пролетят, и годы пройдут, а он не завяжет». Обидно всем нам лишь создавать заставленную пустоту в квартирах, за стенами которых мы вертелись на каруселях очередей, блата, задних ходов, взяток, коррупции, криминала и прочего беззакония.
На страницах «Фаворитов» появляется, заставляя нас вздрогнуть, Иван Ильич. Вам это что-нибудь напоминает? Не правда ли, дерзко? Ещё как. Но сделано это для уяснения диагноза болезни. Наш, сегодняшний, Иван Ильич и мухлевал, и тянул время, и норовил выставить чепуху как серьёзное дело, и никаких отношений с сослуживцами у него не было. Двуличные и ненасытные, эти подчинённые вывели его, захворавшего, словно гадкую старуху, из кабинета. Мнительность разыгралась в Иване Ильиче. Она-то и заставила его «повесть открыть; а в повести этой писатель Л.Н. Толстой мощно всё описал, всё вывел и всё показал. И наш Иван Ильич с ненавистью поглядел на повесть… И ты, брат, туда же!» И всё равно любой персонаж разумеет своё значение в ходе отечественной истории. Поглядите, пожалуйста, на вот этого человека, несущего, будто праздничный транспарант, визитную карточку: «Котиков Н.П., мл. техник!» (причём на трёх языках, включая его, Котикова, домашний номер телефона). Впрочем, не скрывается от нас, что мл. техник, проснувшись, вдруг положит руку на подушку – а та мокрая. От слёз, естественно. Не всё, значит, ладно. Некий Пётр Трофимович искренне утешает его: жалко, мол, закусить нечем, а то бы лучше пошло, а слёзы – к повышению («запомни: всегда, когда плачут во сне или мусорные вёдра выносят, это к повышению… Мелко, но повысят…»).
Автор вообще старается подбодрить нас, жителей «поющей страны», «всегда шедших в будущее колоннами и с песней». Сейчас, говорит он, обращаясь к нам, колонны поредели, куда-то рассосались и нет уже такого единства взглядов на хаотичный порядок вещей. Однако, продолжает он, это, ей-Богу, ничего, впереди-то всё же мерцают огоньки перспективного будущего. Соответственно интриги и аферы у Владимира Вестера не такие, как в фильме-тёзке. Он обходится и без картин XIX века, и без китайского фарфора XVIII века. Зря хозяин умной собаки, её Иваныч, уверен, что старый день отодвинулся, а новый не приходит. Ничего подобного, придёт, вперекор ему считает романтик Гуров, соблазнивший жену джазиста, и весна будет, и тридцать четыре снова будет, и привезёт он в полупустую квартиру возле станции женщину, и та будет «готовить на сковородке мясо и морковь с зелёным баночным горошком, скромно ночами кричать, любя его, служащего…» Правда, музыка тут звучит отчего-то «совершенно не джазовая». Только, как бы там ни было, Гуров – истинный романтик. Может быть, он – один из тех, кто «незадолго до обвального падения рубля стал вкладывать… в Луну». Не исключено, что ему удалось прикупить пять квадратных километров лунной поверхности… или десять… или двадцать. Суть, однако же, не в том. Он, как настоящий романтик, должен верить в Лучшее. Говорят же, что вскоре метр лунной поверхности на мировом рынке будет стоить дороже, чем квадратный метр жилой площади в районе Большого Каменного моста. Это не маниловщина какая-нибудь. Согласимся с автором книги о «фаворитах…», что её герои… «как бы сказать?.. очень предусмотрительные,.. не совсем объяснимые люди», это «наши отважные интуиты с блестящими от постоянного риска глазами».
И пожелаем уже ставшему нам близким Котикову, чтобы ему вновь и вновь снился тот же самый сон про визитку, чтобы видел он летящие вверх шляпы и снова нёс свою мелкую должность на трёх языках над головами людей. Такой юмор, такая сатира даются лишь литератору, который, несмотря ни на что, любит изображаемых им людей и сочувствует им всем писательским сердцем. Вновь обратимся к гениальному творению В.В. Розанова: «Это непередаваемо. Но перед теми умиляешься, а этого уважаешь, тех “обожаешь”, а этого “обсуждаешь”». Вот так. Имеет право автор обратиться с такими вот светлыми словами: «А ты всё равно не грусти… Будь весел и оптимистичен, читатель!»
А самая смешная вещь – то, что на обложке «Фаворитов луны» указано: «Гран-при Всероссийского литературного конкурса “Лучшая история о деньгах”». Действительно, сэ ля ви.
