В день рождения Александра Сергеевича Пушкина (он появился на свет по новому стилю 6 июня 1799 года) полезно вспомнить, насколько модным, экстравагантным, легким и элегантным был при жизни наш самый гениальный и самый бесспорный поэт и прозаик. Недаром друг его и современник Н.В.Гоголь в своей комедии «Ревизор» сказал голосом хвастуна Хлестакова: «Бывало, часто говорю ему: «Ну, что брат Пушкин?» - «Да так, брат, - отвечает бывало, - так как-то всё…» Большой оригинал». Напомним, что никакой Хлестаков ни с каким Пушкиным знаком никогда не был и даже ни разу не видел его.
В семидесятых года прошлого века писатель и лагерный узник Абрам Терц в своем произведении «Прогулки с Пушкиным», резко подчеркнул невероятную оригинальность поэта и наше «оригинальное» отношение к нему:
«При всей любви к Пушкину, граничащей с поклонением, нам как-то затруднительно выразить, в чем его гениальность и почему именно ему, Пушкину, принадлежит пальма первенства в русской литературе». Далее, вступая в полемику с «улично-официальной славой» Александра Сергеевича, Абрам Тэрц объясняет, что же, в итоге, останется от «расхожих анекдотов о Пушкине». «Останутся всё те же неистребимые бакенбарды (от них ему уже никогда не отделаться), тросточка, шляпа, развевающиеся фалды, общительность, легкомыслие, способность попадать в переплеты и не лезть за словом в карман, парировать направо-налево с проворством фокусника – в частом, по-киношному, мелькании бакенбард, тросточки, фрака… Останутся вертлявость и какая-то всепроникаемость Пушкина, умение испаряться и возникать внезапно, застегиваясь на ходу, принимая на себя роль получателя и раздавателя пинков-экспромтов, миссию козла отпущения, всеобщего ходатая и доброхота, всюду сующего нос, неуловимого и вездесущего, универсального человека Никто, которого каждый знает, который всё стерпит, за всех расквитается».
Так называемый «Донжуанский список Пушкина» был подробно разработан благодарными потомками в угоду «всепроникаемости» поэта, «умению испаряться» и способности принимать на себя «роль козла отпущения». Этот «донжуанский список» не мог быть не разработан, учитывая все, что сохранили современники о похождениях человека с бакенбардами и развевающимися фалдами, с тросточкой и во фраке, а также и то, что в силу своей воспаленной фантазии домыслили благодарные потомки. С их повышенным интересом к сексуальной жизни гениев и светским скандалам, разгуливавшим по Петербургу в застойную эпоху правления Николая Первого. Потомки восстановили все женские имена и фамилии, все их принадлежности ко всем слоям общества, все внешности, одежды, капризы, мечты, меблировку комнат, привычки. Немножко при этом подзабыв, что сам поэт несколько иронично к этому относился:
Три утки полоскались в луже;
Шла баба через грязный двор
Белье повесить на забор;
Погода становилась хуже…
Тут можно спросить: «А как же, вошедшие в полное собрание сочинений, многочисленные пушкинские послания дамам, его эпиграммы, великие поэмы, стихи в альбомах, в письмах и щемящие истории любовных отношений, описанные в «Дубровском», «Евгении Онегине», «Руслане и Людмиле», «Капитанской дочке»? Все это, как и все остальное, было создано им на пике вдохновения в не очень богато обставленной комнате, где из «населения» был сам поэт, стол, его перо, чернильница, лист бумаги и несколько свечей. И все это, может быть, лишь отчасти отзывается нам всё с той же иронией:
Между жарким и блан-манже,
Цимлянское несут уже;
За ним строй рюмок узких, длинных,
Подобно талии твоей,
Зизи, кристалл души моей,
Предмет стихов моих невинных,
Любви приманчивый фиал,
Ты, от кого я пьян бывал!
Пушкина иногда заносило, не без этого. Его вообще невозможно представить без заносов. Они-то и придают такую искрометную прелесть строкам его, что невольно вспоминается реплика Хлестакова. Ненастоящий ревизор, безусловно, соврал. Он крепко загнул, этот гоголевский супермастер блистательного вранья и бахвальства. И мы теперь врем себе, но уже не так блистательно. Мы несколько бахвалимся в угоду пошлости и цинизму. Вершиной был 1937 год, быть может, страшнейший в истории страны и официально объявленный лично Сталиным «Годом 100-летия гибели А.С.Пушкина». Во всех залах с колоннами и без колонн, во всех школа и учебных заведениях, на фабриках и заводах, в детских садах и заготконторах, управлениях жилыми постройками и милицейских участках, воинских частях и психоневрологических диспансерах, банях и прачечных, редакциях и почтовых отделениях, в селах и поселках городского типа проводились массовые мероприятия в честь застреленного автора «Пиковой дамы» и «Пира во время чумы». А в это время ночные грузовые перевозки с надписью «Хлеб» вывозили людей на Бутовский полигон на расстрел, а сплоченные трудящиеся единым криком кричали «Смерть бешеным собакам!».
Мы и теперь ежегодно вспоминаем Александра Сергеевича, пытаясь понять, что он такое для нас. Понятно, что он для нас по-прежнему Александр Сергеевич Пушкин. Есть у нас и выдающийся памятник посреди Москвы. А над этим выдающимся памятником возвышаются рекламы, наглядно демонстрируя, какой он маленький по сравнению с современной рекламной громадностью. И в этом мы преуспели. Мы в этом такой силы достигли, какой не достигали никогда. Мы обогнали даже поэта Рюхина из «Мастера и Маргариты». Поэт Рюхин был официальным поэтом советского образца. Он плохо сочинял, но умело завидовал: «Вот пример настоящей удачливости… - тут Рюхин встал во весь рост на платформе грузовика и руку поднял, нападая зачем-то на никого не трогающего чугунного человека. – Какой бы шаг он ни сделал в жизни, что бы ни случилось с ним, все шло ему на пользу, все обращалось к его славе! Но что он сделал? Я не постигаю… Что-нибудь особенное есть в этих словах: «Буря мглою…»? Не понимаю!..»
Вот и мы далеко не всегда и все постигаем. Не всякий скажет, что уж такого особенного в словах про бурю и какое небо мглою кроет она. Мы то ли где-то слышал, то ли где-то читали, что Пушкин учился в каком-то лицее в каком-то селе, и в этом лицее был «большой оригинал», которого заметил и благословил некий старик по фамилии Державин. Оригинально мыслил и оригинально писал. Очевидный талант во всех отношениях. Вездесущий кудрявый человек, который в свободное от творчества время предпочитал азартные игры, вкусную еду, отличное вино и красивых женщин. Крайне трудно переводим на иностранные языки. Никогда не ездил за границу. Был под постоянным присмотром 3-его Тайного Отделения Российской империи под личным руководствам графа Бенкендорфа. По одной из версий, подарил Гоголю сюжет пьесы «Ревизор». Сказал по поводу первого тома «Мертвых душ»: «Боже, как грустна наша Россия!», а Гоголь сказал: «Пушкин, который так знал Россию, не заметил, что все это карикатура и моя собственная выдумка»! Женился по любви. Со всеми любовницами встречался, если судить по их мемуарам, тоже по любви. Обязателен к изучению в средней школе. После окончания средней школы мало кто из изучавших мало что из Пушкина помнит, но кое-кто, чтобы вспомнить, перечитывает «Евгения Онегина» и «Повести Белкина». Презирал власть и отечество. В возрасте тридцати семи лет стрелялся в февральском лесу с огромным французом, профессиональным стрелком из любого вида огнестрельного оружия. Этим французом был тяжелой пулей ранен в живот и через двое суток умер. Но бессмертен он навсегда и во всем, что и за пределами нашего представления – А.С.Пушкин:
Поэт! не дорожи любовию народной.
Восторженных похвал пройдет минутный шум;
Услышишь суд глупца и смех толпы холодной,
Но ты останься тверд, спокоен и угрюм.
Ты царь: живи один. Дорогою свободной
Иди, куда влечет тебя свободный ум,
Усовершенствуя плоды любимых дум,
Не требуя наград за подвиг благородный.
Владимир Вестер
