Когда Борису Леонидовичу Пастернаку было четыре года, он (по его вспоминаниям) первый раз в жизни увидел Льва Николаевича Толстого. Это произошло в Москве, в доме родителей, на пересечении Оружейного переулка и Второй Тверской-Ямской улицы. Царивший в доме "культ Толстого" оказал огромное влияние на всю творческую жизнь Бориса Леонидовича и достиг вершины в обруганном, охаянном, оплеванном и ошельмованном на родине романе "Доктор Живаго".
Он должен был стать композитором: "Никто не сомневался в моей будущности. Судьба моя была решена, путь правильно избран… И, несмотря на это, я оставил музыку".
Не стал он и философом, хотя весьма успешно изучал философию в Марбургском университете. В том же году и в том же Марбурге потерпел неудачу при попытке жениться на Иде Высоцкой. Красивая дочь крупного чаеторговца Д. В. Высоцкого Борису отказала, и этот отказ он описал в стихотворении "Марбург":
В тот день всю тебя, от гребенок до ног,
Как трагик в провинции драму Шекспирову,
Носил я с собою и знал назубок,
Шатался по городу и репетировал.
Он рано осознал, что истинное его призвание – создавать музыку слов, и в 1912 году публично выступил с первыми своими стихами. В 1913-ом стихи его увидели свет со страниц коллективного сборника группы "Лирика". В 1914-ом знакомится с Владимиром Маяковским, "давно поразившим и привлекавшим меня". После самоубийства Маяковского в автобиографической повести "Охранная грамота" Пастернак опишет свои чувства: "Аляповатый город горел финифтью и фольгой, как в "Золотом петушке"….Я был без ума от Маяковского и уже скучал по нем".
Его первая книга называлась "Близнец в тучах". Он считал ее "очень незрелой". Но именно тогда, когда в книжные магазины поступили первые экземпляры "Близнеца в тучах", пришло к Борису Леонидовичу счастливое озарение, что отныне и навсегда профессия его – литература.
В 1922-ом он женился на выпускнице ВХУТЕМАСа, художнице Евгении Лурье, женщине властной и считавшей, что "и поэт должен уметь по хозяйству". Сын Евгений родился в 1923 году. После чего Пастернак стал ещё "хорошо уметь по стирке пелёнок". А за несколько лет до этого брака был у него бурный, но короткий роман с Еленой Виноград. Они гуляли по Москве, бывали в Сокольниках, на Воробьевых горах, и однажды Елена пришла к нему в комнатку на верхнем этаже доходного дома в Лебяжьем переулке и приходила туда четыре месяца. Их разрыв продолжался восемь месяцев. Всё это было в 1917-ом, и всё, что было, он сравнивал с "движением революции" и выразил в поэтической книге "Сестра моя – жизнь", посвященной Лермонтову и наполненной больше высокой лирикой, чем революцией:
Как я трогал тебя! Даже губ моих медью
Трогал так, как трагедией трогают зал.
Поцелуй был как лето. Он медлил и медлил,
Лишь потом разражалась гроза.
В 20-е годы были написаны поэмы: "Девятьсот пятый год", "Лейтенант Шмидт", "Спекторский". Завершились двадцатые годы его внезапной и страстной влюбленностью в Зинаиду Николаевну Нейгауз. Не сразу, но влюбилась и она в него, и вместе они уехали на Кавказ. В 1933-ем он женился на ней, оформив официальный развод с Евгенией Лурье. До сих не известно, кому из этих двух женщин принадлежат слова: "Руки Пастернака — их невозможно забыть. Вся полнота его чувств, всё состояние души оживали в их движениях, воплощались в них". Возможно, что слова эти принадлежат вовсе не им, а какой-то ещё "таинственной незнакомке", рожденной светлым воображением поэта. Откуда-то оттуда, где "мерцающий свет свечи" не загораживает всего остального.
В 1925 году на встрече с писателями Б.Л. Пастернак впервые увидел в Кремле И.В. Сталина: "На меня из полумрака выдвинулся человек, похожий на краба. Все его лицо было желтого цвета, испещренное рябинками. Топорщились усы. Этот человек-карлик, непомерно широкий и вместе с тем напоминавший по росту двенадцатилетнего мальчика, но с большим старообразным лицом". Через несколько лет этот "похожий на краба" стал абсолютным властителем СССР, и в 1936 году Пастернак в телефонном разговоре с диктатором, который сам ему позвонил, заступился за арестованного Мандельштама. Приложил немало усилий, чтобы из тюрьмы были освобождены сын и муж Анны Ахматовой. Не подписал ни одного письма с требованием "поголовного расстрела участников этой банды", которых в кошмарном 1937-ом было несколько, и все ставили своей целью: "Свергнуть первый в мире самый справедливый социальный строй и убить товарища Сталина". В 1938 году к Пастернаку пришёл человек с требованием поддержать московских писателей, осуждавших Тухачевского. Он этого человека спустил с лестницы, а потом, когда его убеждали все-таки подписать, говорил: "Готов погибнуть, но такой гадости вы ни за что от меня не дождетесь". До конца жизни не понимал, почему его тогда не арестовали. Жена устала собирать чемодан, уверенная, чем всё это может кончиться. А кончилось тем, что, по одной из версий, Сталин своим подручным как бы между прочим сказал: "Не трогайте этого небожителя".
Он с детства знал французский и немецкий. Английский выучил уже взрослым, чтобы переводить Шекспира. Он перевёл его почти всего, в том числе и самую знаменитую пьесу "Гамлет", которую во МХАТе репетировал Немирович-Данченко. Роль Гамлета на всех репетициях оттачивал Борис Ливанов. Премьера не состоялась: Сталин запретил. Стареющий вождь с подозрением относился к всякого рода проявлениям "гемлетизма".
В 1945-ом появились первые черновые наброски романа "Доктор Живаго", он поначалу назывался "Мальчики и девочки". Главы автор читал своим друзьям. Эти люди, которым читал он начальные главы, понимали, что ни под каким видом, никаким образом этот роман не может быть опубликован в советской стране. Идея его не социалистическая, но христианская, толстовская, и все эти ужасы Гражданской войны... Нет, невероятно! В отказе публиковать роман, полученном в 1957 году из "Нового мира", было сказано именно так: "дух Вашего романа — дух неприятия социалистической революции".
В 1946 году Борис Леонидович в редакции "Нового мира" знакомится с редактором и переводчиком Ольгой Ивинской. Знакомство с ним производит на неё сильнейшее впечатление: "Это был такой требовательный, такой оценивающий, такой мужской взгляд, что ошибиться было невозможно: пришел человек, единственно необходимый мне, тот самый человек, который собственно уже был со мною. И это потрясающее чудо. Вернулась я домой в страшном смятении". Она стала его последней музой и прообразом Лары в "Докторе Живаго". Её арестовали в 1949-ом по обвинению в том, что она тайно готовила побег с Пастернаком за границу, и осудили на пять лет. Её пытали, требуя признания не сущестовавшей вины; она потеряла ребенка; следователь ей говорил: "Мы давно знаем, что Пастернак – английский шпион". Освободили Ивинскую в 1953-ем, после смерти "усатого карлика с жёлтым лицом". Она вернулась к Борису Леонидовичу, вопреки слухам, домыслам и неприятию семьей поэта. Он в это время завершал свое прозаическое произведение, руководствуясь вдохновением и мыслями о литературе: "Ни у какой истинной книги нет первой страницы. Как лесной шум, она зарождается бог весть где, и растет, и катится, будя заповедные дебри, и вдруг, в самый темный, ошеломительный и панический миг, заговаривает всеми вершинами сразу, докатившись".
"Докатились" до нас все книги Бориса Леонидовича Пастернака с "Доктором Живаго" на вершине творчества и с грандиозным всемирным скандалом по поводу вручения автору Нобелевской премии: "За значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа".
Торжественного вручения премии не было в королевском Стокгольме. "Под давлением общественности" автор вынужден был отослать телеграмму в адрес Шведской академии: "В силу того значения, которое получила присуждённая мне награда в обществе, к которому я принадлежу, я должен от неё отказаться. Не сочтите за оскорбление мой добровольный отказ". В отличие от Шведской академии, в СССР оскорбились настолько мощно, грубо и зримо, что отголоски слышны до сих пор. И сегодня употребимо "общенародное" выражение: "Пастернака не читал, но его осуждаю". Тогда же "Литературная газета" на пределе "праведного гнева" опубликовала пассаж: "Пастернак получил „тридцать сребреников“, для чего использована Нобелевская премия. Он награждён за то, что согласился исполнять роль наживки на ржавом крючке антисоветской пропаганды… Бесславный конец ждёт воскресшего Иуду, доктора Живаго, и его автора, уделом которого будет народное презрение". На собрании писателей Москвы докладчики выступили ещё круче, злее и подлее, объявив Пастернака "предателем" и потребовав его немедленной депортации за пределы Советского Союза. Депортировать не депортировали, но годы жизни резко сократили.
Никаких официальных объявлений о его смерти 30 мая 1960 года не было. Лишь на задворках "Литературной газеты" мелким шрифтом напечатали сообщение, что в Переделкино на 71-ом году жизни скончался литератор Б.Л. Пастернак.
Роман "Доктор Живаго" напечатали в 1988 году в журнале "Новый мир" в период развития перестройки. Через несколько лет вышло полное собрание сочинений человека, по словам Анны Ахматовой, "награжденного каким-то вечным детством" и столь же необъяснимого, словно строки стихотворения героя романа и талантливого врача Юрия Живаго:
Но книга жизни подошла к странице,
Которая дороже всех святынь.
Сейчас должно написанное сбыться,
Пускай же сбудется оно. Аминь.
Ты видишь, ход веков подобен притче
И может загореться на ходу.
Во имя страшного ее величья
Я в добровольных муках в гроб сойду.
Я в гроб сойду и в третий день восстану,
И, как сплавляют по реке плоты,
Ко мне на суд, как баржи каравана,
Столетья поплывут из темноты».
Владимир Вестер
