В бывшем СССР писали о нем с плохо скрываемым раздражением: полукриминальный символ американского образа жизни в фетровой шляпе. Выходец из семьи эмигрантов-итальянцев. Законченный прелюбодей. Ресторанный драчун. Заядлый курильщик и пьяница ростом один метр семьдесят сантиметров. Не по идеологическим, а морально-этическим соображениям на гастроли он к нам никогда не приедет. Но кто и каким образом мог запретить ему улыбаться? Вот так, как на этой фотографии, где он совсем еще молодой, в широкой бабочке в крупный горошек. С обложки журнала, наверное, «Life».
У нас в газетно-журнальных киосках не продавали «Life». Это не входило в наши советские привычки. Зато у нас все профсоюзные радиорубки страны не обходились без голоса заокеанского человека с голубыми глазами. И рестораны. В ресторанах всех категорий, во всех общественных кабаках, пропахших дамскими духами, котлетами по-киевски, луком и кетчупом, советские джазовые вокалисты исполняли его задушевные песни за отдельные деньги, и с девушкой потанцевать под эти мелодии считалось нужным, важным и чрезвычайно приятным. Под такую музыку, под такую песню хотелось сказать ей, что «все самое хорошее у нас с тобой еще впереди». Ведь не кто-нибудь, а сам Фрэнк Синатра поет для нас. Для каждого. Для нас для всех. С неповторимой его артикуляцией, как в «My way». О чем он поет по-английски, не все понимают, однако чувствуют, что поет он о том пути, который и сам прошел и весь наш необъяснимый ХХ век. Так что сегодня у нас замечательный повод. Мы сегодня, если захотим, можем рюмку налить и пластинку поставить на вертушку с алмазной головой и полуслышным потрескивание иглы в ее завораживающем движении по звуковой пластмассовой дорожке.
Рюмку налив и поставив пластинку (в любом ее варианте и на любое воспроизводящее устройство), вспомним, что родился Фрэнсис Альберт Сенатра сто три года назад, 12 декабря 1915 года, с помощью больших акушерских щипцов. Мама его была крупной женщиной, и младенец увесистый – почти шесть килограммов. Роды настолько тяжелые, что врачи категорически запретили маме заниматься деторождением еще раз. Она окружила единственного сына заботой и вниманием, всячески потакала его малейшим капризам, а мальчик «маму не слушал», плохо учился в школе и дрался с другими мальчиками, которые были самыми настоящими хулиганами. В конце концов из школы Фрэнк ушел и пошел работать. Нигде долго не проработал, пока не начал петь в небольшом кафе: певцом хотел стать лет с десяти. Его первый музыкальный опыт приходится на то душное лето, когда родной дядя подарил ему гавайскую гитару, и Фрэнк все лето пел на открытом воздухе, подыгрывая себе на подаренном инструменте. Через несколько лет выдающиеся исполнители Руди Вэлли и Бинг Кросби погрузили юношу в мир великого джаза. Фрэнк достиг первого творческого успеха в 1935 году в составе группы «Хобокенская Четверка» (по имени города в штате Нью-Джерси, где он родился). В 1939-м вышел со своим голосом к широкой публике, записавшись на радио, а в 1943-м, как принято теперь выражаться, стал поп-идолом, и тысячи его поклонниц, которых по-английски называют «bobby-soxers», принялись штурмовать все концертные залы, где он выступал.
«Певец с проникающим в глубины души бархатным голосом». Журналистский штамп, но и точная характеристика этого невысокого Фрэнка, выступавшего в концертных залах зарубежной планеты почти шестьдесят лет. Он прошел «My way», не соглашаясь что-либо в нем менять. На крутых поворотах этого пути многое имело оттенок захватывающей обывательской желтизны, а многое является отчетливой правдой. Вроде знаменитого эпизода его встречи с трубачом Томи Дорсетом, случившегося на заре карьеры, или первый гонорар 25 долларов, или первая роль в кино, или название первой пластинки «Твое милое платье в мелкий горошек», или то, что в его могилу, согласно завещанию, положили «простые вещи века»: бутылку виски, блок сигарет, зажигалку и несколько десятицентовых монет.
В прошлом столетии он прожил восемьдесят два года, завоевав все самые престижные американские призы по категории «музыку в массы». Четыре красивые женщины были его женами, и среди них ослепительная Ава Гарднер, с которой он развелся по ее настоянию, и, расставшись с ней, впал в такую депрессию, что собирался завершить жизнь выстрелом в голову.
Вся его карьера певца и артиста чуть было не полетела по откос, когда он на три года потерял голос. Он вернул его ежедневными тренировками перед зеркалом. Тренируя дыхание, чтобы в течение длительного периода времени не переводить его на сцене. И мы это слышим, поражаясь тому, как этот голубоглазый американец умеет столь виртуозно воспроизводить такие длинные песенные фрагменты на одном дыхании. С какой легкостью это у него получается, и мы (хотя бы мысленно) свистим от удовольствия в громадном концертном зале, желая, чтобы он пел еще и еще.
Он испытывал непреодолимое отвращение к любым наркотическим веществам, считая кокаин заведомым убийцей, который надо еще и нюхать. Зачем это делать, когда в мире столько превосходного виски и столько замечательных сигарет. Он позволял себе жить без кокаина, пить только самое дорогое виски и долгие годы много курил, не собираясь бросать одну из самых вредных привычек, каковой ее никогда не считал.
Роли, сыгранные им в кино, показали всему миру, какой он замечательный актер, и это было отмечено Американской киноакадемией в высшем, «оскаровском», варианте. Он за свою жизнь заработал миллиарды долларов, был владельцем нескольких крупных фирм по производству модной одежды, дарил друзьям золотые зажигался, закатывал сумасшедшие банкеты, сорил деньгами, мог, как у нас говорят, и в пятак кому-нибудь запаять. И встретил однажды утром у себя в кухне совершенно голую Мэрилин Монро. Он у нее спросил: «Мэрилин, ты что тут делаешь?» Она ответила ему: «Вот тебе кофе варю». - «А ты немного одеться не хочешь?». - «Как кофе выпьем, так и оденусь».
За много лет до этого он побывал на обеде у самого Франклина Делано Рузвельта, одного из самых знаменитых поклонников творчества молодого Фрэнка Синатры, и Рузвельт попросил его что-нибудь спеть, и он спел, а потом сказал, что «Вторая мировая война – самое безумное скотство в истории человечества. Но Америка все равно победит». Сколько денег, заработанных в кино и на сцене, отдал Фрэнк Синатра на благотворительность? Кто-то подсчитал, что более одного миллиарда он отдал в пользу людей, которые нуждались в добровольной материальной помощи. Во много раз больше, чем какие-нибудь табачные короли, кинозвезды, нефтяные магнаты или владельцы «газет и пароходов».
Журналистов он ненавидел. Журналисты повсюду за ним бегают и постоянно хотят что-нибудь про него написать, а он, Фрэнк Синатра, их страшно не любит: обязательно напишут какую-нибудь ерунду. Во время гастролей в Австралию на пресс-конференции он обозвал их очень плохими словами, чуть ли не матом. Они обиделись. А заодно и крупные люди в правительстве Австралии. Они сказали Синатре, что если не извинится, то никогда больше не прилетит на их небольшой континент, где все люди очень культурные, кроме некоторых пигмеев. Он, говорят, не извинился и в Австралию никогда больше не летал.
Простые люди называли его «Голос» и «Глубокие голубые глаза», а Марлен Дитрих, знавшая много броских названий, - «Роллс-ройсом среди мужчин». Бесстрашные парни с пистолетами, охранявшие Фрэнка, величали его «Наполеоном». Они гордились тем, что им вверена жизнь «эстрадного Бонапарта», который однажды побывал на обеде у Рузвельта, тогда как они сами его лично никогда не знали, но безоговорочно уважали, как и охраняемого ими улыбающегося «Наполеона» с бабочкой в горошек.
Связь Синатры с могущественной американской мафией, с одной стороны, никем не доказана, а с другой, многими описана с теми подробностями, из которых следует, что он, кроме всего прочего, был еще и «поющий гангстер». До мелочей прописано и его участие в политической жизни североамериканского государства, и его знакомство с Джоном Кеннеди, которого Синатра, по одной из версий, познакомил с Мэрилин Монро, и поддержка на выборах республиканцев в лице Ричарда Никсона и Рональда Рейгана. А о том, что он пытался прямо с правительственного банкета увезти к себе на ранчо Нину Хрущеву, супругу Никиты Сергеевича Хрущева, написали все американские газеты, хотя, черт его знает, было ли такое на самом деле. Американские газеты, как и наши, умеют немного приврать. Да и сам Никита Сергеевич Хрущев случай этот не подтвердил, как и Нина Хрущева, а то бы еще раньше устроил кризис в Море Свиней, и весь мир был бы поставлен на грань термоядерной катастрофы с неизбежным завершением любых эстрадных песен.
Отец трех детей от первой жены, Фрэнк Синатра женился в третий раз на 25-летней киноактрисе Мии Фэрроу и на концерте в Лас-Вегасе сказал: «Наконец-то я нашёл дурочку, которую смогу обманывать сколько захочу». Он, может, ничего такого не говорил, и все это домыслы лихих «правдописцев», либо же перевод слишком вольный. Однако точно, что он женился на Мии, и была она моложе его на 25 лет. Развелись они через год, сохранив дружеские отношения. Не поддаются никакому преувеличению и его внебрачные отношения с большим числом женщин, не всегда отличавшихся высокими умственными способностью, но всегда значительной физической привлекательностью. Он каждой из них дарил не только себя, но и дорогие подарки, а также богатые по запаху и колориту букеты цветов. Список в его гримерной состоял из имен и фамилий крупного коллектива голливудских красавиц, и Фрэнк, покорив сердце очередной дамы, из списка ее вычеркивал, чтобы приступить к покорению следующей.
В 1971-ом он объявил, что покидает сцену, но жить без сцены не смог. Через несколько лет Фрэнк Синатра в своей фетровой шляпе вернулся на эстрадные подмостки, чтобы уйти с них окончательно за три года до последнего в его жизни сердечного приступа.
Он вернулся опять, на сей раз виртуально, в 2008-м на огромных плазменных экранах на концерте в Лондоне по случаю десятилетия его физической кончины, тем самым еще раз подтвердив свое бессмертие и следуя глубинному смыслу надписи на надгробном камне: «Все самое хорошее еще впереди». Он создал свой уникальный мир, и в этом мире звучат сотни его песен, и главным в этом грандиозном шоу, продлившемся шестьдесят лет, всегда было «как эту песню подать», чтобы стала она единственной и самой желанной для каждого в зрительном зале и на необъятном пространстве за пределами театральных стен.
Сотни тысяч в нашей стране десятки лет относят себя к поклонникам его, проникающего в душу, бархатного вокала, и кто-то вспоминает, что песня «Странники в ночи» запомнилась и покорила еще в юном возрасте. Как так вышло, не в силах восстановить. Помнит только, что в бывшем Советском Союзе кое-какие романтически настроенные граждане оказывались «ночными странниками» по воле поющего Фрэнка, не догадываясь об этом, и обменяться случайным взглядом с кем-нибудь на полутемной московской улице было делом опасным, но подчас приводило к тому, о чем пел Синатра: «И этот случайный взгляд, этот внезапный подарок судьбы, мы оба теперь его не забудем…» Перевод вольный.
Владимир Вестер
