Федор Михайлович Достоевский – единственный в мире писатель, который на каторге в Омской крепости из-за полного отсутствия карандашей сделал ногтем 1700 заметок на полях Евангелия, подаренного ему женой декабриста Фонвизина. И единственный в мире автор, которого перед отправкой на четырехлетнюю каторгу собирались расстрелять, но отменили расстрельный приговор, когда уже привязали к столбу и надели мешок на голову. Кошмар фарса казни был еще и в том, что человек, привязанный к соседнему столбу, сошел с ума. Так поступили с членами кружка служащего государственного департамента, диссидента Михаила Петрашевского, куда входил молодой Достоевский. За то, что вечерами обсуждали в этом кружке избавление России от «белого рабства» и читали вслух публицистическое произведение Белинского «Письмо к Гоголю», строжайше запрещенное цензурой. Из-за всех, изложенных Белинским в этом письме, мыслей. В том числе и таких: «…Вы не заметили, что Россия видит свое спасение не в мистицизме, не в пиэтизме, а в успехах цивилизации, просвещения, гуманности». Какая цивилизации и какая гуманность в конце правления российского императора Николая Павловича Первого?
Николай Первый в 1855-м умер, и короновался на российский престол его сын, Александр Второй, завершивший в 1861-м историю «белого рабства», то есть отечественного крепостничества. Писателя реабилитировали и восстановили в правах. Он из Сибири уехал в Тверь, а затем в Петербург. Создание им всех его основных произведений пришлось на последующий двадцатилетний период: «Записки из Мертвого дома» (1862), «Преступление и наказание» (1866), «Идиот» (1867), «Бесы» (1872), «Братья Карамазовы» (1880). В 1880-м писатель произнес свою знаменитую «Пушкинскую речь» на церемонии открытия памятника А.С.Пушкину на Тверском бульваре в Москве и оказавшуюся его финальным произведением. Он внезапно скончался в 1881 году в возрасте 59 лет, за несколько недель до попадания смертельной террористической бомбы в царя-освободителя.
Родился Федор Михайлович 30 сентября (11 ноября) 1821 года в бедной многодетной семье лекаря, в заштатном московском квартале, в условиях постоянной нужды. Отца, человека мнительного и крайне невоздержанного, убил кучер (при невыясненных обстоятельствах) и это, как считают биографы, отразилось на всем творчестве писателя. Эпилепсия, от которой с детства страдал Достоевский, также не могла не отразиться на том, что он написал. Впрочем, детализация этих «двух отражений» до сего дня весьма спорна. Дискуссии на сей счет продолжаются и, видимо, не будут закончены никогда, как и вообще все рассуждения о том, какую «громадную роль» сыграл во всей мировой литературе этот писатель, впервые заглянувший в самые темные и непроглядные глубины души человеческой и пришедший от этого в неописуемый ужас. Различные научно-исследовательские институты бьются над этой проблемой и, чем больше бьются, тем темнее оказывается душа человеческая.
Бесспорно, что в 1844-м двадцатитрехлетний Федор Михайлович стал писать свой первый роман «Бедные люди», в котором «маленький человек» и «полунищий канцелярский служащий» Макар Девушкин многими чертами напоминал Башмачкина из гениальной «Шинели». 1846 году роман «Бедные люди» Достоевского, оставившего четырьмя годами раньше государственную службу, прочитали, не отрываясь, два известных писателя: Некрасов и Григорович. И в четыре часа утра пришли к молодому автору: в ту ночь он не спал, размышляя, будут ли смеяться над его «Бедными людьми» известные писатели. Они не смеялись, они были в восторге. Некрасов после отдал произведение Белинскому со словами: «Родился новый Гоголь!» Белинский сказал: «Гоголи растут у вас, как грибы». Однако рукопись прочитал и тоже восхитился: «... роман открывает такие тайны жизни и характеров на Руси, которые до него и не снились никому»; и потребовал, чтобы его познакомили с автором. В «Петербургском сборнике», который издавал Н.Некрасов, «Бедные люди» были напечатаны. Успех последовал почти оглушительный, горячие споры сотрясали общественность каменного Петербурга, и можно было ожидать такого же после публикации повести «Двойник» (1846), но ничего подобного не произошло с этой повестью, которую В.В.Набоков назвал «лучшим произведением Федора Михайловича». О чем можно с Владимиром Владимировичем спорить до бесконечности, без всякой надежды на то, что он когда-либо изменял своей точке зрения, подробно изложенной в его «Лекциях по русской литературе». Там же и отзыв о «Двойнике»: «Повесть эта – совершенный шедевр, но поклонники Достоевского-пророка вряд ли согласятся со мной, поскольку она написана в 1846-м году, задолго до так называемых великих романов, к тому же подражание Гоголю подчас так разительно, что временами книга кажется почти пародией». Помимо спорной пародийности и не отрицая влияния Гоголя, совершенно настоящим кажется возникновение у человека его двойника, способного украсть его личность безвозвратно. От этого ужас обуревает человеком. Он раздваивается, сходит с ума. Он близок к тому, чтобы значение его в этом мире резко снизилось и достигло коврика для вытирания ног при входной двери. Каковым ковриком он и становится. Ничто ты, бедный человек в топографически выведенном Петербурге, и нет в жизни твоей никакой надежды на исправление ситуации. Ты – «тварь дрожащая». И позже Раскольников это ощущение попробовал преодолеть. Но кончилось дело не преодолением, а жестоким убийством двух женщин, описанным автором во всех судебно-медицинских подробностях. И «невыразимые муки терзали преступного студента», сдавшегося в результате полиции, чтобы хоть смертью искупить вину свою, но и ею не искупил…
Совершенными шедеврами, «судорожно и коряво написанными», без пристального вглядывания в окружающую природу, но более чем пристального всматривания в человека, являются все его основные произведения. Это - «общее место», повторенное бессчетное число раз. А ведь он – единственный в мире писатель, который, отбыв четыре каторжных года среди воров и убийц («это было страдание невыразимое, бесконечное... всякая минута тяготела как камень у меня на душе»), создал потом по мотивам пережитого «Записки из Мертвого дома», а еще в Сибири две повести: «Дядюшкин сон», играемый при неизменном аншлаге долгие годы на сцене нашего Вахтанговского театра, и «Село Степанчиково и его обитатели», играемое на сцене многих театров у нас и не у нас. Среди степанчковских обитателей весьма заметно проживал на селе и Фома Фомич Опискин, «ничтожный приживальщик с притязаниями тирана, лицедей, ханжа, маниакальный себялюбец и утонченный садист», как охарактеризовал его один известный литературный критик и даже не один. Нельзя не согласиться и с тем, что это был «психологический тип, ставший важным открытием и предвещавшим многих героев зрелого творчества Достоевского». А уже, став знаменитым, он в 1866 году за 21 день с помощью стенографистки и своей будущей юной жены, Анны Григорьевны Сниткиной, создал роман «Игрок», рассказав на его страницах драматическую историю о страсти к азартной игре на деньги. Он бы без психологической помощи влюбленной в него стенографистки романа этого за три недели не создал. И без чая. Он пил много чая, когда писал, и стенографистка заваривала для него в чайнике лучшие сорта душистого напитка. Он в феврале 1867 года женился на Анне Григорьевне. Женился второй раз: первая жена внезапно скончалась в 1864-м. И «новая женитьба скоро доставила ему в полной мере то семейное счастье, которого он так желал»… История в «Игроке» изложена автобиографическая: Федор Михайлович какое-то время страдал от маниакальной страсти к игре в рулетку. А что касается литературного подвига, им совершенного за такой короткий срок с помощью будущей юной жены, то именно таковым и признан этот единственный случай во всей мировой литературе. А потому и отмечают, что Достоевский – единственный в мире писатель, который, сдав роман в печать, избавился от долговой удавки и принес деньги в семью. И любое «общее место» в рассуждениях о его творчестве немедленно превращается во что-то столь же конкретное, но не как игра в рулетку в казино Баден-Бадена, а как благополучная история второй его женитьбы.
Его триумфальные «Бесы» считались долго в советской стране романом вредным, как, впрочем, и почти весь Достоевский. Как же на его произведениях, заполненных пессимизмом и безраздельным чувством одиночества, создавать нового человека с «мотором пламенным» вместо сердца? Никак не создашь, и будет тебе за это Мертвый дом на Лубянке. А уж «Бесы» тем более реакционны из-за выведенных в нем «народно-освободительных» героев с психологией отпетых бандитов. А что творится в эпохальных «Братьях Карамазовых», где почти все герои во главе с Митей Карамазовым словно с катушек сорвались в поисках самих себя и своего Бога? Какой такой старец Засима? Папа был не очень хороший человек, но убивать-то его для чего? И не нужны нам в деле борьбы за социалистический реализм ни «Пушкинская речь», ни всемирно значимое «Преступление и наказание», которое он писал параллельно с крайне буржуазным «Игроком». И, конечно же, «Идиот». Эта выдающаяся попытка, предпринятая автором в «изображении положительно прекрасного человека» князя Мышкина. Князь не выжил и сильно в уме повредился из-за всей этой запредельной дряни, всех этих скотских интриг, всех этих «свинцовых банальностей» окружающего мира. И мы, то есть борцы за души советских людей, плевали на то, что он же, то есть Достоевский, – еще и такой единственный в мире автор, который кратко сформулировал несколько самых общих для нас для всех принципов, отличающихся значительным идеализмом: «красота спасет мир»; «ни один шедевр в мире не стоит слезы ребенка»; «надо любить жизнь больше, чем смысл жизни». Эти его постулаты, быть может, несколько сентиментальны, но таков уж талант, описавший, кажется, все душевные страдания, какие только ни есть на родной нашей почве, призванной обрекать человека на максимум мучений, а в иных случаях и на одержимость разного рода бесами, включая и более поздних – коммунистических. Он, стоит повторить, заглянул в такие глубины взбудораженной человеческой психики, каковые ни один наш «идеологический дядюшка» ни в одном из снов и представить не мог и, видимо, не представляет.
При всей одержимости творчеством и нетерпеливости сочинителя, всей мрачности созданного, Федор Михайлович Достоевский, страдавший «раздражением всей нервной системы», был превосходнейший юморист. О чем В.В.Набоков, относившийся к нему без пиетета, заметил, что он писатель «со вспышками непревзойденного юмора». В тысячах вариантах, в тысячах фраз и выражений вспыхивает этот непревзойденный юмор. Не обходится ни одно его произведение без него, ни одна статья, ни одна заметка. В «Подростке», позднем произведении, написанном в 1875 году, изображен такой думающий и такой страдающий юноша, который не без тихой улыбки рассуждает в десятки раз глубже множества взрослых: «Иной характер долго не раскусите, а рассмеется человек как-нибудь очень искренно, и весь характер его вдруг окажется, как на ладони». И мы оказываемся, как на собственной ладони, ничего страшного в произведениях Достоевского не боимся, никакого ужаса не испытываем и весело улыбаемся, читая разные его фразы и замечания: «Есть люди, которым носить чистое белье даже неприлично-с»; «Я раб, я червь, но не бог – тем только и отличаюсь от Державина»; «Вотчина сгорела вчера, причем изволили сгореть и супруга ваша»; «Примите ежа в знак глубочайшего уважения»… Словом, «красота спасет мир», если только «жена в шкафу, а муж под кроватью». Такой получается парадокс от создателя «Униженных и оскорбленных», «Двойника», «Бесов», «Братьев Карамазовых», «Идиота» и первых его пьес, известных только названиями («Мария Стюарт» и «Борис Годунов»). Такая вот «вневременная сатира» от нашего Федора Михайловича, с юности зачитывавшегося Пушкиным, Вальтером Скоттом, Э. Гофманом, Жорж Санд и в 1842-м сделавшим в Николаевском Петербурге первые шаги в литературе, переведя на русский «Евгению Гранде» Оноре де Бальзака.
И прочитавшим для всех собравшихся и всех грядущих потомков свою «Пушкинскую речь» в июньской Москве 1880 года. И как бы там ни было, как бы ни летело куда-то неумолимое время, какие бы копья об Федора Михайловича ни ломались, а и эта его речь – творческий подвиг, о чем тоже не следует забывать, читая его рассказы, повести, романы, статьи, заметки, фельетоны, «Дневник писателя», а в свободное время глядя на то, какой неподвижный Федор Михайлович Достоевский сидит теперь перед входом в бывшую Ленинскую библиотеку, напротив Кремля, в нескольких километрах от Мариинской больницы, в которой он родился почти двести лет назад.
