Этот текст был написан мною по заказу чешского еженедельного приложения к газете Lidove noviny и переведён на чешский язык (с некоторыми сокращениями) пражским журналистом Иваном Адамовичем (Ivan Adamovic).
Как была написана книга «Вторжение. Чехословакия, 1968»
В 1992 году, работая для одного популярного московского еженедельника, я собирался написать статью о распаде Варшавского Договора. Позвонил знакомому генералу, которого знал по прежней репортерской работе в Бухаресте с просьбой рассказать о последних месяцах Варшавского Договора. Но генерал отказался и предложил взамен познакомить меня с Александром Майоровым, который в то время как раз хотел заняться написанием мемуаров.
Я приехал к Майорову на дачу, где он постоянно жил — это знаменитый поселок «генеральских дач» под Красногорском вблизи Москвы.
Майоров был со мной любезен, вежлив. Я увидел в нем «старого военного волка», который может рассказать что-то по-настоящему ценное. Генерал почувствовал мой интерес. И, конечно, для него было важным моё «коммунистическое» происхождение: в 80-х годах я работал в главной советской коммунистической газете «Правда» — и для генерала это было дополнительной рекомендацией в моей «благонадежности».
Вот такой «неформальный отбор» мне невольно пришлось пройти. Иными словами, я понравился генералу. А генерал — понравился мне. Важный, неторопливый... а на втором этаже его дачи был сейф, в котором лежали подлинные документы боевых действий, донесения, и всё это можно было читать, смотреть. Какому журналисту такое не понравится! Меня интриговало: как далеко будет готов пойти старый полководец в раскрытии своей карьеры, полной страшных и трагических историй. И я не пожалел — Майоров иногда шел довольно далеко. И это — очень интересные страницы его повествования. Есть там и про интриги советского командования, и про преступления советских войск... Работа с генералом строилась так. В выходные дни я приезжал к нему с диктофоном и записывал всё, что он мне рассказывал. Многое он заранее писал на бумаге от руки — сверял со своими документами и иными историческими источниками. Потом он этот текст читал мне вслух. Я приезжал домой и начинал этот текст набирать на компьютере. Потом привозил его к Майорову, и он этот текст снова прочитывал и кое-что правил. Иногда я предлагал ему свои формулировки или целые абзацы. Он, как правило, соглашался. Мне кажется, ему доставляло большое удовольствие работать над книгой, это становилось для него смыслом жизни.
Генерал очень хотел быть «писателем», он находился под впечатлением прочитанных мемуаров Черчилля, других политических деятелей и полководцев, он считал себя гораздо образованнее многих других советских военачальник (думаю, что это правда). Майоров раскрывал передо мной все имевшиеся у него документы и подчеркивал: «Я уже тогда знал, что всё это имеет историческое значение, поэтому приказывал делать для себя копии». А где хранятся первые экземпляры? — спрашивал я. Он отвечал: в архивах министерства обороны. Но не нарушаем ли мы ценз секретности? Нет, отвечал он, потому что нет больше того государства, где все эти документы были секретными. Александр Михайлович, как мог, пытался нарисовать максимально объективную картину событий — конечно, с уровня своего кругозора, то есть с генеральского уровня. Но ведь далеко не каждый генерал вообще ставит перед собой такую задачу! Он давал характеристики военным и политикам — подробные, иногда очень меткие. Я верю тому, что он говорил, потому что сам успел в начале своей журналистской работы встретиться и разговаривать с разными коммунистическими деятелями. В описаниях Майорова — а это и Гусак, и Свобода, и Дубчек, и много других деятелей — словно оживал в звуках и движениях исторический музей восковых фигур. При этом Майоров не подстраивал свои взгляды, чтобы как-то «угодить» современному читателю. Вот почему я думаю, что эту книгу можно считать первоисточником. И, как я вижу в Интернете, ссылки на эту книгу есть во многих публикациях в разных странах. Три первых года мы работали над его воспоминаниями об Афганской войне, которая вышла в 1996 году. Тогда стало ясно, что надо гораздо быстрее написать книгу о вторжении в Чехословакию — до 30-летия оставалось два года. А в дальнейших планах были Дальний Восток, Египет, Прибалтика... те места, где он занимал весьма высокие посты — достаточно сказать, что Майоров командовал Прибалтийским военным округом и, среди прочего, имел прямое отношение к подавлению в 1975 году антибрежневского мятежа на большом противолодочном корабле «Сторожевой» (руководил мятежом расстрелянный позднее по приговору военного трибунала капитан Валерий Саблин). Но этим планам не суждено было осуществиться... К августу 1998 года книга была готова и представлена в Москве на специальной конференции для журналистов. Прессы было много, генерал, похоже, разволновался от долгожданного ощущения популярности и всеобщего внимания. И совершил, на мой взгляд, непоправимую ошибку: тем журналистам, которые после пресс-конференции хотели с ним встретиться, он ставил условие: платить ему за интервью.
Я испытал тогда разочарование и стыд — за генерала. Дело в том, что мы начинали работать с Майоровым на условиях «некоммерческого партнёрства». Предполагалось, что я вкладываю свои личные время и средства в подготовку книги, и ничего не требую от генерала за свой труд литературного записчика и «соавтора». Предполагалось также, что и он не потребует от меня никаких денег. Тем более, что в самые первые дни сотрудничества Майоров сказал мне: «Я уже в летах, Володя, у меня всё есть, мне эти деньги — что ли себе на пятки приклеивать, чтобы на тот свет с собой унести?» Так между нами было заключено джентльменское соглашение о некоммерческом характере нашего проекта. И вот человек присяги — нарушил данное им слово. «Предательство» генерала меня сильно расстроило. Не могу забыть, как вскоре после той пресс-конференции, (во время торжественного заседания в Москве, посвященного 30-летию вторжения в Чехословакию (в кинотеатре «Пушкинский»), ко мне подошла одна из известных журналисток российского телевидения и с негодованием и презрительно рассказала, как генерал, сначала дав согласие на съемки на своей даче, отправил приехавшую телегруппу от порога в Москву, чтобы они привезли ему «500 долларов». Журналистка бросила мне в лицо, что, мол, вот в 68-м году он издевался над Чехословакией, а теперь над русскими журналистами и предположила, что и я с этих генеральских денег что-то имею. Я никогда не забуду этого стыда перед своими коллегами-журналистами — стыда, которым меня наградил генерал Майоров — в благодарность за изданную мною книгу.
На этом наши пути разошлись.
Позднее мне случайно стали известны и другие не слишком приятные эпизоды из карьеры генерала. Например, в конце 90-х годов известный и уже пожилой тогда кинодокументалист Анатолий Колошин (мы с ним готовили к изданию его небольшую юмористическую рукопись «Андре Коло. Переизбранное») поделился со мной воспоминанием о случае, свидетелем которого был. В начале 70-х годов на одном из чехословацких полигонов, во время учений, в присутствии других генералов, командующий советской группой войск Майоров позволил советскому подполковнику припасть к генеральским сапогам, чтобы очистить их от полигонной грязи... Майоров был человеком, несомненно, значительным. Поэтому и поступки его были показательными, симптоматичными в частности, тот эпизод на полигоне. Но справедливость требует сказать и то, что не будь в советской армейской системе задолго до Майорова развита традиция холуйства (а дедовщина, через которую прошёл и я сам за время службы в армии, из того же ряда отношений) — генерал почистил бы себе сапоги сам.
Мне кажется, что в своих мемуарах он этим и занимается. И это — вполне достойное занятие.
Майоров умер в начале 2008 года. Работу с ним я вспоминаю как большой личный урок.
2 сентября 2008 г., Прага
