В одном из интервью Рэй Дуглас Брэдбери назвал все свое творчество «полной неожиданностью». При сопоставлении этого признания с биографией писателя выяснится, что сочинение в 1932 году первого рассказа тоже было для двенадцатилетнего Рэя «неожиданностью». Не без констатации того известного факта, что к этому возрасту он уже был очень начитанным человеком, пропадавшим вечерами в библиотеке и не имевшим средств на покупку книг в «вечную собственность»: «В двенадцать лет я не мог позволить себе купить продолжение „Марсианского воина“ Эдгара Берроуза, ведь мы были бедной семьей… и тогда написал свою собственную версию».
В том же возрасте он очень боялся, что ему на голову упадет вся вселенная. Вселенная на голову не упала, но пишущую машинку родители, одобрявшие увлечение сына, ему подарили. Он на этой машинке написал много своих «первых рассказов», которые впоследствии сжег. Писал он о Луне и Марсе, воображая себя ученым «великим и безрассудным». «Лунные хроники» в его огромном творческом наследии невозможно обнаружить даже во время полного лунного затмения, но его роман «Марсианские хроники» (1950) принес автору широкую известность, и нам через пятнадцать лет посчастливилось прочитать в русскоязычном издании 1965 года, какой «вклад» внесли люди в древнюю культуру марсианской цивилизации: «Когда же все было наколото на булавочки, чинно, аккуратно разложено по полочкам, когда все стало на свои места, города прочно утвердились и уединение стало почти невозможным - тогда-то с Земли стали прибывать искушённые и всезнающие». На сотнях межпланетных ракет, врезавшихся в атмосферу Марса, в которой был слишком много кислорода, «они приезжали в гости и в отпуск; приезжали купить сувениры и сфотографироваться – “подышать марсианским воздухом”; они приезжали вести исследования и проводить в жизнь социологические законы; они привозили с собой свои звёзды, кокарды, правила и уставы, не забыли прихватить и семена бюрократии, которая въедливым сорняком оплела всю Землю, и насадили их на Марсе всюду, где только могли укорениться. Они стали законодателями быта и нравов; принялись направлять, наставлять и подталкивать на путь истинный тех самых людей, кто перебрался на Марс, чтобы избавиться от наставлений и назиданий».
Коммунистическая идеология, определявшая путь «самый прямой и самый истинный» в никуда и отправившаяся именно туда, не смогла помешать тому, что в 1956 году читающее население страны узнало температуру горения бумаги по Фаренгейту. Некоторым даже стало абсолютно ясно, в чьих руках находится огнемет и какая законченная скотина «с металлическими мозгами» приказывает сжигать книги. За найденную бумажную книгу – смерть от отравленной иглы злобной железной собаки. И люди в условиях таких чрезмерных гонений стали книги запоминать. Дословно. Все самые лучшие. Каждый читатель стал книгой внутри и ходячей обложкой снаружи: «Разрешите познакомить вас с Джонатаном Свифтом, автором весьма острой политической сатиры «Путешествие Гулливера». А вот Чарльз Дарвин, а вот Шопенгаур, а это Эйнштейн, а этот – мистер Альберт Швейцер, добрый философ. Вот мы все перед вами – Аристофан и Махатма Ганди, Гаутама Будда и Конфуций, Томас Лав Пикок, Томас Джефферсон и Линкольн… Мы также – Матфей, Марк, Лука и Иоанн». Конечно, в нынешнем интернете все эти книги всех этих авторов находятся в свободном доступе, как и сотни тысяч других. Но по-прежнему актуальна гениальная, правильная и знаменитая догадка Рэя Брэдбери: «Страшное преступление сжигать книги, но еще более страшное – их не читать». И из той библиотеки, где часами просиживал начинающий писатель, доходит до нас неувядаемая весть: «Три дня в неделю я читал книги. В 27 лет вместо университета я окончил библиотеку».
Он за 9 дней на механической пишущей машинке в публичной библиотеке Лос-Анджелоса закончил роман, принесший ему мировую известность и более пятидесяти раз изданный у нас. Роман о любви, о грядущей технологической катастрофе, о подлости любого тоталитаризма и о том, какой может быть нормальная цель нормальной жизни. Он написал роман о том воображаемом времени, когда люди ждали, «чтобы поскорее началась и кончилась война», чтобы потом, пусть и на печальных руинах, извлечь из памяти все книги и напечатать их на бумаге. Человек обладает тем удивительным свойством, что и на руинах не способен утратить, и об этом свойстве говорил писателю его дед: «Каждый должен что-то оставить после себя. Сына или книгу, картину, выстроенный тобой дом или хотя бы возведенную из кирпича стену, или сшитую тобой пару башмаков, или сад, посаженный твоими руками. Что-то, чего при жизни касались твои пальцы, в чем после смерти найдет прибежище твоя душа. Люди будут смотреть на взращенное тобою дерево или цветок, и в эту минуту ты будешь жив». Эта захватывающая книга была посвящена всем нам, если взять в общем и целом все ее выдающиеся страницы. А если конкретно, то на титульном листе Брэдбери в 1957 году написал: «Уолтеру А. Брэдбери, не дядюшке и не двоюродному брату, но, вне всякого сомнения, издателю и другу». Тому Уольтеру А. Брэдбери, однофамильцу и издателю, который в 1949 году посоветовал Рэю объединить его рассказы про жизнь землян на Марсе в один цикл и согласился издать их после объединения в виде романа, написанного в силу озарения под названием «троюродная сестра таланта». До этого уже озаренный, но еще очень молодой Брэдбери, сняв комнату в ночлежном доме, ночами в ней ночевал, а днем безуспешно бегал по Нью-Йорку, пытаясь где-нибудь опубликовать свою фантастическую прозу. К этому времени прошло четырнадцать лет с той поры, когда в 1936-м он опубликовал свое первое стихотворение «Памяти Вилла Роджерса» в уокиганской газете и стал через два года литератором, способным писать десятки рассказов ежегодно и известным в «фантастических кругах» таких же, как он, приверженцев жанра под руководством Герберта Уэллса. Надо сказать, что и Жюль Верн был одним из его самых любимых писателей, а также Эдгар Алан По. Последний навел его на мысль стать автором детективных романов, однако писатель Генри Каттнер, которому он показал несколько своих рассказов, сказал: «Рэй – ты от природы фантаст. И никаким другим писателем ты быть не должен».
Его запоем стала читать почти вся наша социалистическая держава, фантастическая по своей природе и предельно разухабистая в своем реализме. И стал заокеанский писатель-фантаст в больших очках (из-за близорукости его еще во Второй мировой войны в армию не взяли) одним из самых популярных авторов в СССР. Изданное в 1967 году «Вино из одуванчиков» оказалось настолько терпким и насыщенным, что было раскуплено немедленно в количестве всех напечатанных экземпляров и стало третьей у нас эпохальной книгой Рэя Дугласа Брэдбери, который любил технический прогресс, но ни разу в жизни не летал на самолете. Машину водить он тоже не умел. Он понимал природу своей фантастической одаренности, явившейся услышанным им «зовом далеких переселенцев Запада», и обладал феноменальной памятью, в которой игрушки, книги, мебель, птицы, реки, горы, дома и растения далекого детства занимали главное место всю его жизнь. «Вино из одуванчиков» был единственным сортом хмельного напитка, в котором сохранялось лето. И пусть пропадут «люди осени», но навсегда сохранится крыша сарая, с которой можно взлететь над лугами, и первый велосипед пусть едет всегда по дороге в солнечную бесконечность, и человеческому взгляду не надо лениться, когда он через много лет увидит тот самый куст смородины, в котором когда-то прятались мифические посланники предгрозовой тьмы. Но вдруг «грянет гром»? И он грянул в великом рассказе Брэдбери, ибо сказано было: «Не сходи с тропы, попав на машине времени в далекое прошлое! Раздавишь мышь, нарушишь естественный ход событий!» Но так уж вышло – раздавил бездарный охотник на тиранозавра. Правда, не мышь, а только бабочку. Но и этого хватило, чтобы через пятьдесят миллионов лет «грянул гром». Гремит и по сей день. И в его рассказе «Вельд» («Детская комната») ужасная электронная комната способна и в наше время воспроизводить настоящих львов-людоедов.
Он написал одиннадцать романов, более 400 рассказов, 21 пьесу и 28 сценариев для кинокартин. И ничего не написал «научно-фантастического»: «Прежде всего, я не пишу научной фантастики. У меня есть только одна книга в жанре научной фантастики, и это «451 градус по Фаренгейту», роман основанный на реальности. Научная фантастика — описание реального. Фэнтези — описание нереального. Так что «Марсианские хроники» — это не научная фантастика, это фэнтези. Этого не может случиться, понимаете? Вот почему у этой книги будет долгая жизнь — она как греческий миф, а мифы живучи».
И сама его жизнь – миф, основанный на навсегда уникальной жизненной реальности великого гуманиста, покинувшего эту реальность на девяносто первом году жизни и сказавшего о себе: «Знаете, а девяносто лет — это вовсе не так круто, как я думал раньше. И дело не в том, что я езжу по дому в кресле-каталке, застревая на поворотах… Сотня просто звучит солиднее. Представьте себе заголовки во всех газетах мира — «Брэдбери исполнилось сто лет!». Мне сразу выдадут какую-нибудь премию: просто за то, что я ещё не умер».
Владимир Вестер
