Вряд ли кто из нас ошибется, признав, что не очень хорошо помнит, в каком возрасте впервые услышал "Сказку о глупом мышонке" или стихотворную историю о том, как загорелся "Кошкин дом": "Тили - бом! Тили - бом! Загорелся Кошкин дом!". Вспомнит, может быть, про «Рассеянного с улицы Бассейной». И никогда не забудет письмо, которое написал автору «Рассеянного»: «Дорогой Самуил Яковлевич! Где теперь живёт человек рассеянный? Может быть, он теперь исправился? Если да, то что он теперь делает? И как он одевается? Таня Кравцова из Ленинграда. 30 апреля 1956. Подпись под письмом доказывает, что вкралась крупная ошибка: это не вы дорогому Самуилу Яковлевичу написали и не я. Но ответ был все равно как бы для нас с вами: «Дорогая Таня! Я очень рад, что тебе понравилась книжка про человека рассеянного. К сожалению, он ещё не исправился. Надевает на голову сапог, пишет письма огурцом, спит под кроватью. Вот он какой - рассеянный с улицы Бассейной! Где он теперь живёт, я не знаю. Он сам забыл свой адрес. А тебе шлю привет и посылаю в подарок книгу "Кошкин дом". Твой С. Маршак».
Твой или наш – совершенно без разницы. При рассмотрении отдельно взятой личности – Маршак всегда мой или твой. А при попытке вообразить огромную массу детей, знающих наизусть его стихи – то тогда всегда «наш». Нашим намечающимся сознанием мы впервые в детстве поняли, что это что-то такое, что бесконечно весело, познавательно и интересно. Как же могут быть неинтересны, невеселы и непознавательны цирковой борец Иван Огурец, почтальоны, носильщики, пожарные, а также одна единственная дама, которая везла багаж, а в багаже этом были «картина, картонка и маленькая собачонка»? На автора, правда, потом напустились: какая еще «дама»? зачем такое буржуазное слово? кто разрешил? И почему у вас, товарищ автор детских книг, лампа или стеариновая свеча говорят человеческими голосами? Вы это прекращайте! Не вводите советских детей в заблуждение! Но ведь только дай детям что-нибудь смешное и волшебное – тут же в заблуждение введутся. И это, надо сказать, очень правильно. И это – Наш Маршак.
Он стал самым читаемым детьми в 20-е годы прошлого века и продолжает быть таковым в день, когда многие нынешние и бывшие дети отмечают его 130-летие. Вспоминают, что он в 1887 году родился на окраине Воронежа, а затем жил на окраине Острогожска. Где это такой Острогожск мало кто помнит, но вдумчивые биографы Маршака доносят до нас информацию, что в этом Острогожске, находившемся в черте оседлости, он учился в гимназии. Семья в 1902-м переехала в Петербург, и в столице бывшей Российской империи Маршак учиться в гимназии не смог – как еврейский мальчик, выехавший за черту оседлости. Преодолеть «сволочную имперскую систему» помог замечательный человек, барон Д.Г.Гинцбург, который познакомил его с В.В. Стасовым, а тот – с А.М.Горьким и Ф.И.Шаляпиным. Как вспоминал сам Маршак, Стасов «подарил… целую библиотеку классиков» и в результате больших хлопот определил в петербургскую гимназию. Жил юный Маршак и у Горького на даче в Ялте, но Ялту покинул и окончательно поселился Петербурге. И там «пришлось самому, без чьей-либо помощи, пробивать себе дорогу в литературу». Печатался в самом остроумном журнале Серебряного века – «Сатириконе». В 1911 году, продолжая упорно двигаться в большую литературу, сел на корабль и поплыл на Ближний Восток. На корабле познакомился с своей будущей, очень красивой женой. В 1912 поехал вместе с ней в Англию и в Англии поступил в университет. Пешком обошел чуть ли все Британские острова и начал работать над переводами Бернса, Вордсворта, Вильяма Блейка. Впоследствии эти переводы принесли ему всемирную славу, но, по советской проклятой традиции, на Бернсоновские фестивали в Шотландию ездил почему-то не автор переводов, а черт знает кто такой, но явно заслуженный коммунист на большой административной должности. И только в 1955 впервые поехал в Шотландию сам Маршак.
С детской аудиторий стал впервые работать в 1915, когда вернулся из Англии и на его попечении оказались дети еврейских беженцев. В 1917 в Екатеринодаре (Краснодаре) он в содружестве с энтузиастами основал «Детский городок» с театром. Писал пьесы вместе с писательницей и поэтессой Черубиной де Габриак. Эти пьесы составили сборник «Театр для детей». Так Маршак пришел в детскую литературу. Писал потом в очерке «О себе»: «Я пришел к детской литературе через театр». И уже не уходил из нее, создав десятки детских книг, из которых мы знаем почти все, хотя некоторые и забыли, но чаще других, кроме «Рассеянного с улицы Бассейной» и «Багажа», иногда вспоминаем еще и поэму «Мистер Твистер», написанную в 1933 году и которую Маршак, страшно жадный до работы и предельно требовательный к себе переписывал тридцать раз. Не был доволен, как у него получается этот образ наглого расиста, богача, хама и нахала, как у него выходит этот «Бывший министр,/Делец и банкир,/Владелец заводов,/ Газет, пароходов», который «Решил на досуге/ Объехать мир». В итоге переписывания весь этот образ возник в самом неприглядном виде, и получилась такая сатира и такая поэзия, о которой К.И.Чуковский, друг и соратник Маршака, в статье у «Живого источника» написал: «Только пройдя долгую, многотрудную школу поэтического творчества для малых детей, можно достичь такой четкости структуры, такой алмазности чеканности стиха».
Во время войны Маршак - сатирик, создававший антинацисткие стихи и подписи к антигитлеровским карикатурам. И переводчик Шекспира: перевел 154 сонета, придав им звучание «дневника, наполненного человеческими мыслями и чувствами, сомнениями и надеждами». Переписывал по много раз каждый перевод, оттачивая каждую строку, а после очередной отточки 55-го сонета («Замшелый мрамор царственных могил/ Исчезнет раньше этих веских слов…/, своему товарищу сказал: «Знаете, свои переводы сонетов я, кажется, мог бы показать Пушкину»…
Когда война кончилась, опять писал для самых маленьких, продолжая начатое в 20-х – «Кошкин дом» всегда горит, но никогда не сгорает. Стихи веселые, оптимистические. А вот тот мрачный космополитизм ничего, кроме ужаса и кошмара, не вселял. И гонения на евреев, организованные выживавшим из ума диктатором и его прислужниками. Чудо только и спасло давно уже знаменитого человека, создателя Детгиза, друга Горького и Чуковского, докладчика на 1-м съезде советских писателей о развитии в стране детской литературы. Вспомнили ему и то, что привлек к работе в Ленинградском отделении Детиздата Хармса, Введенского, Заболоцкого, двое из которых погибли, а Заболоцкий отсидел в концлагере 10 лет. Он в «Истории моего заключения» описал, как добивались от него признания, что Маршак – такой антисоветчик и враг, каких еще поискать. Не добились.
Людей, таких же жадных до работы, как Маршак, тоже надо еще поискать и, может быть, не найти. Чуковский по этой причине и по причине огромного таланта видел в нем не одного, а пять Маршаков: поэта для детей, лирического поэта, драматурга, переводчика, прозаика. И к ним прибавились еще три: критик, воспитатель молодых поэтов, собеседник. И все восемь такие блестящие, как первый и основной: Наш Маршак.
Вспомним его сегодня. Вспомним, что в начале двадцатого века стихи его одобряли Блок и Ахматова. Вспомним и то, что одним из его поздних стихотворений было такое:
Порой часы обманывают нас,
Чтоб нам жилось на свете безмятежней,
Они опять покажут тот же час,
И верится, что час вернулся прежний.
Обманчив дней и лет круговорот:
Опять приходит тот же день недели,
И тот же месяц снова настаёт —
Как будто он вернулся в самом деле.
Известно нам, что час невозвратим,
Что нет ни дням, ни месяцам возврата.
Но круг календаря и циферблата
Мешает нам понять, что мы летим.
Владимир Вестер