Замечательным критиком театрального искусства он тоже признан, а также талантливым критиком изобразительного искусства. Был он химиком и биологом, теоретиком естественных наук, членом сразу несколько европейских академий, драматургом, блестящим оратором и кабинетным ученым с очевидной «прозрачностью» стен кабинета, дверь которого по-настоящему открылась только потомкам. Писал, казалось, круглосуточно и каждую минуту. Страшно ненавидел дремучий абсолютизм, но уважал просвещенный, совсем не уважал клерикалов, на дух не переносил всякую великосветскую сволочь, мещанскую дурь и обычную человеческую подлость. Ящики его стола были битком набиты рукописями произведений, которые по цензурным соображениям в печать попасть не могли. Был он и одним из ближайших друзей Руссо, Вольтера, Гельвеция и нашей Екатерины Великой, во дворец которой приехал поздней осенью 1773 года и имел с ней почти ежедневные беседы о политике, философии и литературе. Императрица писала о нем: «Ваш Дидро – человек необыкновенный, после каждой беседы с ним у меня бока помяты и в синяках. Я была вынуждена поставить между ним и собой стол, чтобы защитить себя от его жестикуляции». Годами раньше посетил великого энциклопедиста начинающий литератор, и этот литератор вспоминал потом: «Я вхожу в его комнату, и он нисколько не удивлен моему посещению. Он избавляет меня от труда объяснить ему цель моего прихода: очевидно, почтение, выразившееся на моем лице, ему все раскрыло. Равным образом он избавляет меня от труда постепенно перейти к литературным вопросам. При первом же намеке он встает, устремляет на меня свой взор, но меня уже не видит. Он начинает говорить, но сперва так тихо и быстро, что я ничего не могу разобрать. Я тотчас же убеждаюсь, что мне придется ограничиться ролью слушателя, и охотно принимаю ее на себя. Мало-помалу его голос повышается, становится ясным и звучным. Сперва он стоял неподвижно, теперь начинает усиленно жестикулировать. Мы еще никогда с ним не встречались, но когда мы встаем, он меня обнимает, когда мы сидим – хлопает по моей ляжке, словно по своей. Если я заикнусь о законе, у него тотчас же готов целый законодательный план. Если я обмолвлюсь словом „театр“ – он предлагает мне пять или шесть планов драм или трагедий. Тут же он вспоминает, что Тацит – величайший художник древности, и декламирует мне отрывки из его сочинений. Как ужасно, что варвары похоронили под красой древнего зодчества столько сочинений этого великого писателя! Он сокрушается об утрате этих произведений. О, если бы при раскопках найдена была хоть часть их! При этой мысли он приходит в неописанную радость. Но невежественные руки, извлекая рукописи из-под обломков, часто их уничтожают. И вот он, словно настоящий специалист, объясняет мне, как следует умело приниматься за раскопки. Затем он вспоминает о том, как афинская цивилизация смягчила жестокие нравы завоевателей мира. Он переносится в счастливые дни Лелия и Сципионов, когда побежденные нации сами с удовольствием принимали участие в празднествах в честь побед над ними. Он воспроизводит целые сцены из Теренция и декламирует речитативом стихи из Горация, затем уже поет очень милую песенку, импровизированную им во время какого-то ужина, и переходит к изложению комедии, напечатанной им в одном экземпляре, чтобы избежать переписки. В комнату входят другие лица. Шум придвигаемых стульев прерывает его монолог, – и он приходит в себя. Он как бы снова меня узнает и подходит ко мне как к человеку, с которым когда-то встречался. Он вспоминает, что мы беседовали об очень интересных вопросах, законодательных и исторических, и прибавляет, что беседа со мною принесла ему много пользы; поэтому он приглашает меня продолжать такое приятное и полезное знакомство. Расставаясь со мною, он два раза целует меня в лоб и вырывает у меня свою руку, точно мы прощаемся навеки».
В 1777 году завершился тридцатилетний труд Дидро и его единомышленников по созданию 22 томов «Энциклопедии», в которой более 6000 статей и 1259 из них написаны самим Дени Дидро. В полном варианте этот беспримерный труд называется «Энциклопедия, или Толковый словарь наук, искусств и ремёсел». Он был ее главным редактором. Три года ушло на подготовку обширнейшего фронта работ. Надо было собрать команду, которая бы «заболела» тем же идеями, что и он. А поначалу речь не шла о создании такой подробной, огромной, свободной и великолепной «Энциклопедии» по всем отраслям знаний, накопленных к тому времени человечеством. Речь шла о переводе на французский английской «Энциклопедии» Чемберса, пользовавшейся в Англии большим успехом, поскольку самые сложные вещи излагались в ней простым языком. Аналогичный успех ожидал книгу Чемберса и во Франции. Дидро соглашается ее перевести за 100 франков в месяц. Идея «Энциклопедии» увлекает его. Отныне он получает возможность «объять необъятное»: все науки, все области знаний. 21 (10) января 1746 года король Франции Людовик XV выдает лицензию на издание «Энциклопедии». Дидро становится главным редактором главного дела своей жизни, которое успешно завершает, несмотря на все чинимые козни и препятствия на пути к последнему тому и далее в вечность. А козни кто ставил? Духовенство, писатели, полицейские, лица, приближенные к императору и, как не странно, меньше других администрация, старавшаяся, хотя и тайно ,поддержать отважного мыслителя и редактора.
А Король… Король, как известно, и во Франции король. Он был человеком, который «Энциклопедию» Дидро хотел иметь, но только для себя лично. Он не очень хотел, чтобы любой, кто пожелает, мог открыть ее на любой странице. А этих «любых» было уже 4000 человек. Каждый из них заплатил за подписку 100 луидоров (456 царских рублей золотом). Вольтер рассказывал удивительный случай во дворце короля. Вольтеру можно верить. Он рассказывал, что однажды за ужином в Трианоне стали говорить об охоте. А там, где охота, там и порох. А он из чего состоит? Каким образом изволит взрываться? Этого в точности никто не знал. Тут-то король и заметил, что это очень опасная книга. На что госпожа Помпадур заметила, что ничего в ней опасного нет. Она вот, например, не знает, из чего делают румяна. И тогда все стали кричать, что и они не знаю то, этого, пятого и десятого. Послали за «Энциклопедией», и госпожа Помпадур, а затем и все остальные убедились, что все интересовавшие их сведения находятся в ней. «Ах, какая прекрасная книга, ваше величество, – воскликнула госпожа Помпадур, и гул одобрения пронесся по роскошным комнатам дворца, – ведь это настоящий магазин всех полезных сведений, а вы его конфисковали, чтобы пользоваться и владеть им исключительно только для себя». Король смутился и стал повторять, что об «Энциклопедии» говорят очень много дурного. Но все вступились за нее. Один приближенный возразил, что все хорошее имеет врагов, что женщины, например, нападают обыкновенно на самую хорошенькую. Другой придворный, перелистывая «Энциклопедию», воскликнул: «Вы счастливы, ваше величество, что в стране нашлись люди, способные ознакомиться со всеми родами искусства и знания и передать их потомству! Все в этой книге есть: как изготовить булавку и пушку… все – от бесконечно малого до бесконечно великого. Отнимите у меня все мое состояние, но оставьте мне „Энциклопедию“.
Эта сцена во дворце случилась в начале 50-х годов восемнадцатого века, когда парламент принял решение сжечь всю «Энциклопедию» без остатка. Но вмешались очень серьезные люди и сожжения не случилось. А до этого, еще в 1743-м, за три года до выдачи высочайшего разрешения на издание многотомной книги и начала упорной борьбы за нее с силами воинствующего мракобесия тридцатилетний Дени женился на белошвейке Анне Шампьон. Его отец согласия на брак не дал: он считал сына легкомысленным и неспособным ни к какому делу. Отец был потомственным ножевчиком-кустарем. Он мечтал, чтобы сын получил хорошее образование, приобрел специальность и всю свою жизнь посвятил достойной работе на благо семьи и родной Франции. С благом для Франции он не ошибся, а со специальностью для сына промахнулся. Тот сначала учился в школе иезуитов, но оттуда сбежал и вернулся домой. Тогда отец, поняв, что священника из Дени не получится, повез его в Париж и отдал в лицей учиться на адвоката. Дени закончил лицей и устроился на службу, однако вместо того, чтобы помогать в делах знатному юристу, постоянно отвлекался, чтобы с головой уйти в изучение математики, истории, литературы, иностранных языков. Юрист в конце концов Дени выгнал, и отец на сына так обиделся, что во всякой материальной помощи отказал. Пришлось будущему энциклопедисту переводить всякую книжную ерунду, заниматься разной поденщиной и жить впроголодь в холодной мансарде. Случались с ним и голодные обмороки. Однажды повезло: устроился к богатому человеку учителем детей этого человека. Тот положил ему жалованья 1500 франков в месяц, хорошую комнату с видом на Сену и ежедневный вкусный стол в доме зажиточной семьи. Но вскоре Дени, поняв, что засасывает его, усыпляет мещанское благополучие, от этого богатого человека ушел в нищий мир парижских мансард, полуголодных друзей и опасного вольнодумства. И женился в конце концов. Мама невесты следом за его отцом была против свадьбы. Так что обвенчались тайно, в полночь, при свете звезд. Анна была женщиной доброй, хозяйственной и очень религиозный. Она ни вольнодумства мужа не приветствовала, ни его материалистического мировоззрения. Она видела, что рядом с ней живет незаурядный человек, будущая гордость Европы, но не испытывала никаких чувств к тому, что делал этот философ и писатель-публицист. Дени, человек пылкий и темпераментный, несколько раз изменял Анне, однако с любовницами быстро расставался. Он был сторонником свободной любви. Он полагал, что мужчина, если женщину разлюбил, то вправе уйти от нее. Но от жены не ушел даже того, когда в его жизни появилась Софии Волан, женщина, которую он любил до самой смерти, как и она его.
Они писали друг другу письма и написали их сотни. Письма эти составили целый том «поэмы о любви», собранный почитателями Дидро после его смерти. О том, что значит Софи для него, Дидро в письме своему другу, скульптору Фальконе, признавался: «Мой дом может развалиться, я могу утратить свободу, здоровье, подвергнуться всяким несчастиям, но я не буду жаловаться, если только сохраню ее. Если бы она мне сказала: „Я хочу пить твою кровь“ – я умер бы, но отдал бы ей всю кровь до последней капли!». Фальконе был тот самый скульптор, которого Дидро рекомендовал Екатерине II в качестве автора памятника Петру I. Она кандидатуру эту одобрила. В чем можно убедиться, еще раз съездив в прекрасный город на Неве.
В грандиозности личности Дидро тоже можно еще раз убедиться, вспомнив всё то, что он оставил потомкам. Он им оставил, помимо «Энциклопедии» и публицистических статей, множество художественных произведений, которые были в ящиках его стола на «чердаке» с «прозрачными» стенами, и за ними во всей его «громадной сложности» просматривалось будущее. Они оказались изданными через много лет после смерти сына потомственного ножевщика-кустаря.
В конце девятнадцатого века идеи Дидро нигде не были распространены с такой широтой и размахом, как в России. Веком позже, на финише СССР, идеи великого материалиста были тоже известны, но уже не очень широкому кругу интересующихся. Сегодня кто-то у нас, может, и слышал, что жил такой замечательный человек в Париже восемнадцатого века, но чем прославился, мало кто скажет. Как выразился наш известный сатирик: «Про «Энциклопедию» знаем, но только если она по вкусной и здоровой пище с пивом и водкой». Впрочем, о том, кто этот человек в голубом камзоле, который что-то непрерывно пишет у себя на «чердаке», обращаясь сквозь прозрачные стены к потомкам, и в восемнадцатом веке подавляющему большинству населения Парижа известно не было. Кто он, этот великий плебей, падавший в юности в голодные обмороки, пятнадцать лет проживший в холодной мансарде и ставший одним из самых знаменитых и остроумных публицистов за всю историю разумного человечества? Он почему сказал: «Для того, чтобы быть счастливым в наши дни, нужно иметь хороший желудок, злое сердце и вовсе не иметь совести»? Гений Дидро знал: «Потомство сумеет понять мысли, скрытые в наших словах». Величайший мастер подтекста, идеи которого разлетелись по всему свету и не все еще поняты и в наше безбашенное время.
Владимир Вестер
