Кто-то, видимо, не совсем пошутил, когда сказал, что для того, чтобы написать наиболее правдивую историю жизни Проспера Мериме, лучше всего начать ее с музыки Бизе и продолжить романом с Жорж Санд. Кроме этого, желательно прояснить, какое имеет отношение французский драматург и новеллист ХIХ века к слову «вурдалак», и не лишне выяснить, почему Проспер Мериме так не любил французский пролетариат. И почему он никогда не был женат и что заставило его в письме одной из своих знакомых женщин признаться в 1855 году: «Жениться мне уже поздно, но мне хотелось бы найти какую-нибудь маленькую девочку и воспитывать ее. Мне не раз приходила мысль купить такого ребенка у цыганки, ибо, даже если мое воспитание и не принесло бы хороших плодов, я все же не сделал бы маленькое существо еще несчастнее. Что вы на это скажете? И как бы раздобыть такую девочку? Беда в том, что цыганки очень уж черны и что волосы у них как конская грива. И почему только нет у вас какой-нибудь золотоволосой девчурки, которую вы могли бы мне уступить?»
Ответа на этот вопрос не существует. Зато превосходно известно (и входит во все его биографии) отношение Проспера Мериме не только к французской, но и к русской литературе, хотя он «Мертвые души» не понял и о поэме Гоголя, догадываясь о гениальности автора, написал: «Главный недостаток романа г.Гоголя – неправдоподобие». (Против чего мы решительно протестуем. Нам не надо доказывать, насколько правдоподобна в нашей стране непрекращающаяся торговля не только мертвыми, но живыми душами с целью их полнейшего омертвления. Насколько нынешние авантюристы превзошли бессмертного Павла Ивановича Чичикова, человека не очень толстого, но и не очень худого!)
Отношения Мериме с И.С.Тургеневым были самые теплые и дружеские. Мериме написал вступительную статью к французскому изданию романа «Отцы и дети», вместе с Тургеневым переложил на французский «Мцыри» Лермонтова, написал две большие критические работы о Тургеневе и всю переписку с ним вел на русском языке. Когда же Мериме скончался в 1870 году, не дожив пяти дней до своего 67-летия, Тургенев о нем написал: «Я не знал также человека менее тщеславного. Мериме был единственный француз, не носивший в петличке розетки Почетного легиона (он был командором этого ордена). В нем с годами все более и более развивалось то полунасмешливое, полусочувственное, в сущности глубоко гуманное воззрение на жизнь, которое свойственно скептическим, но добрым умам, тщательно и постоянно изучавшим людские нравы, их слабости и страсти».
Но вершиной для Проспера Мериме из всех наших писателей первой половины XIX века был Пушкин. Он нашего Александра Сергеевича очень высоко ценил: «У Пушкина – удивительное сочетание формы и содержания; в его стихах, чарующих своей изящной прелестью, всегда более содержания, чем слов, как и у Байрона; поэзия расцветает у него как бы сама собою из самой трезвой правды». И в 1948 году перевел на французский «Пиковую даму». И получил от наших, как говорится, по полной программе за этот перевод. Как это можно «затянулся» при курении табака перевести как «затянул кушак»? А вот Лизавета Ивановна. Она у Пушкина очень красивая женщина, которая «возвратясь домой… подбежала к окошку», тогда как у Мериме она подбежала «с бьющимся сердцем»! Нет, так «даже детские сказки нельзя переводить, а не то что «Пиковую даму», как выразился критик в «Северной пчеле». Однако Александр Сергеевич, несмотря на все эти «вольности» перевода твердо стоял на своем мнении, что этот французский писатель есть самое блестящее явление на тускнеющем фоне французской литературы. (Напомним, что Проспер Мериме был современником Бальзака и Стендаля, Жорж Санд и Виктора Гюго.)
Для нас он блестящий писатель на сверкающем в веках классическом фоне французской литературы. Мы, правда, за столько лет столько всего пережили, что несколько запамятовали, кто Пропер Мериме такой и что написал. Не всем известно и то, что «Кармен» опера Жоржа Бизе, а в основу либретто положена одноименная новелла Проспера Мериме. Для нас, пожалуй, новелла самая известная и знаменитая. Вся, можно сказать, отточенная до блеска, написанная от имени рассказчика, над которым Мериме почти открыто иронизирует. Он написал «Кармен» в 1845 году, когда уже был избран членом Французской академии, куда его приняли единогласно. И двадцать пять лет прошло с тех пор, как он написал свою первую историческую драму «Кромвель». Ему было двадцать лет, когда в парижской квартире собрался кружок Деклюза, и членам этого радикально-демократического кружка, находившегося под влиянием Стендаля, он своего «Кромвеля» прочитал. Члены кружка, говорили очевидцы, очень хвалили его за проявленную «художественную смелость» в изображении действующих лиц и исторических событий. За то, что с такой яркостью отступил от, казалось бы, незыблемых законов классицизма с его философскими длиннотами и тучным многословием. А Мериме, начинающий писатель и молодой адвокат, закончивший по настоянию отца Лицей императора Наполеона, своего сочиненного «Кромвеля» перечитал и остался им недоволен. Историческая драма в печать не попала и вообще куда-то исчезла в густой пелене минувшего времени. Зато из печати вышли вскоре драматические сочинения (пьесы) некой провинциальной актрисы и общественной деятельницы Клары Гасуль, которые Мериме якобы где-то нашел, отредактировал и решил опубликовать. Но оказалось, что не существует никакой Клары Гасуль. Ее Мэриме выдумал, всю ее захватывающую биографию со всеми приключениями по жизни. Он сделал это из соображений личной осторожности: провинциальная актриса с такой предельной остротой изобразила тогдашний политический строй, что королевская цензура была, мягко выражаясь, не в сильном восторге, хотя и утвердила книгу в печать. И вот уже много лет биографы Мериме полагают, что это была одна из самых громких мистификаций за всю историю французской литературы, если не всей европейской. Дерзость, конечно, но какого масштаба!
Были задуманы им и другие мистификации, но только одна из них осуществлена. Еще более блестящая, чем в случае со сборником «Театр Клары Гасуль». Мериме уже под своим именем опубликовал сборник «Гузла» («Гусли»), содержавший иллирийские народные песни. На самом деле это была стилизация сербской народной поэзии, выполненная столь искусно, что Пушкин и Мицкевич поверили в подлинность тексов. Мицкевич ими так восхитился, что перевел на польский балладу «Морлак в Венеции». Пушкин взял одиннадцать стихотворений и в собственной обработке включил их в «Песни западных славян». Усомнился в подлинности только Гете. И то лишь потому, что Мериме в письме великому поэту прозрачно намекнул, что все придумал. «Гузла» имел шумный успех в Европе. Как выдающийся образец талантливого использования народных мотивов французским писателем и профессиональным адвокатом.
Чтобы Мэриме пошел учиться на юриста, хотел его отец, художник, преподаватель политехнической школы, ученый-химик Жан Франсуа Леонор Мериме. Семилетний Проспер впервые в 1811 году вошел в двери Лицея имени Наполеона, переименованного впоследствии в Лицей имени Генриха IV. Науки осваивает так же тщательно, как пишет потом романы и новеллы, пьесы и книги по исторической географии, истории Рима, статьи о памятниках культуры и зодчества, по этнографии, сочинения о русской литературе. По окончании Лицея блестяще образованный молодой человек поступает на государственную службу, нудную бюрократию которой сразу не взлюбил и ненавидел всю жизнь. Его главное дело – писать книги, романы, драмы, новеллы, в которых немало точного изображения потаенных человеческих мыслей, захватывающих сюжетов, а также значительное количество иронии, сатиры, сарказма. О правящем классе, обо всем этом «высшем свете», куда был вхож, как в подъезд собственного дома, он не самого лучшего мнения. В его отношении употреблял знакомые нам слова: «сволочи» и «животные». В письмах Стендалю называл «животными» депутатов парламента, а «сволочами» представителей правящей среды, отмечая «их низость». После Лицея его приняли на должность секретаря графа Д’Арту, одного из министров июльской монархии, а затем главным инспектором исторических памятников Франции. В 1853 стал сенатором и в 1860 оставил госслужбу из-за тяжелой астмы. Он тяготился своими чиновничьими обязанностями, так, как тяготятся наши самые, казалось бы, успешные функционеры, если, конечно, совесть не совсем потеряли, во что поверить почти невозможно, но всегда скрупулезно исполнял все, что полагалось по службе. Он в этом смысле был в «маске канцеляриста», мечтая всегда об одном: избавиться от навсегда и безвозвратно. И это достигал, безусловно, в своей литературной работе в полной тишине за письменным столом.
Он французский пролетариат, с топорами и булыжниками взобравшийся на баррикады Французской революции 1848 года, не слишком обожал. Не без оснований опасался неуправляемого разгула самых мрачных и жестоких сил «низов и черни», и, в отличие от Виктора Гюго, никакого Гавроша, конечно, не знал. А когда над революционными баррикардистами в кровавом поединке верх взял бурбонский абсолютизм, то и в этом не находил юрист и писатель ничего хорошего, прекрасно сознавая цинизм и низость правящей верхушки. Он хотя и состоял на службе у Луи-Филиппа, однако об Июльской монархии в своих письмах отзывался: «...господство 459 бакалейщиков, каждый из которых думает лишь о своих частных интересах». Умел Мериме прекрасно считать, заглядывать в самую глубь общественных явлений и глубоко знал, какие такие они «бакалейщики», чего добиваются и что у них внутри.
С Жорж Санд его связывали два года отношений. И, может быть, связали обоих писателей навсегда, если бы, по его словам, не отталкивала отсутствие всякой стыдливости французской романистки. В чем это выражалось, сосредоточено в той части его биографии, которая до сего дня является весьма спорной и находится, скорее, в сфере иронической поэзии, чем сатирической прозы:
Мужчина с женщиной готов дружить
лишь… остальное всё литература.
Объединять их может лишь роман
Двух тел под одеялом без обмана,
а прочее, о милая Жорж Санд,
оставьте лучше для своих романов.
И еще то известно, что в письме Сент-Бёву писала Жорж Санд: «Если бы Проспер Мериме меня понял, может быть, он полюбил бы меня; если бы он полюбил, он меня бы подчинил себе; а если бы я смогла подчиниться мужчине, я была бы спасена, ибо свобода гложет и убивает меня». И, может быть, во всей этой любовной истории было так, как в этих строках: «На следующий день она сама зайдя к подруге, кажется, актриске Мари Дорваль – любовнице Дюма ей рассказала: «Да, были мы близки, вчера вот у меня был Мериме, но как мужчина – он немного стоит. Сей случай стал в богемной кутерьме Предметом сплетен, ярлыков, историй…» И если Проспер Мериме расстался с Жорж Санд, то, наверное, с тем же романтическим сожалением, что и она с ним… Слово же «вурдалак» она в отношении его не употреблял никогда. Его употребил значительно раньше Пушкин, когда стихи из сборника «Гузла» перекладывал в «Песни западных славян».
«Хроника времен Карла IX» - роман, созданный Пропером Мериме в 1829 году в эпоху Реставрации. Кульминацией «Хроник» является Варфоломеевская ночь, описанная предельно жестко и реалистично, что резко отличает ее от известного советского афоризма «Стояла тихая Варфоломеевская ночь» - то есть ночь была, но совершенно не тихая. Когда уж тут тишина, когда католики решили истребить как можно больше гугентов, а гугеноты – католиков. За этим стоит не религиозная война, хотя по истории именно она за этим и стояла. Во своем кошмаре прежде всего открывается ненависть людей друг к другу из-за несхожести взглядов на что бы то ни было. Недаром один из главных героев романа перестает быть верующим и становится атеистом. И погибает от пули родного брата. Франция же во второй половине ХVI века оказалась втянутой правящей элитой в братоубийственную войну. Мэриме как выдающийся критический реалист выступает против насилия как такого, отстаивает свои гуманистические взгляды на «жизнь без войн и насилия».
Выдающийся мастер новеллы, «великий график слов», так определил его Д.В.Луначарский. Он создал такие совершенные произведения, что ни за что не мог остаться достоянием лишь ХIХ века. Блестящи и трагичны его персонажи: Матео Фальконе и Кармен, Таманго и Коломба… Его значение отметил Ю. М. Лотман: «Мериме издал несколько сочинений по истории Греции, Рима и Италии, основанных на изучении источников. Его история Дона Педро I, короля Кастилии, пользуется уважением даже среди специалистов». Зачитывались его новеллами и в ХХ веке. Могли бы зачитаться и в ХХI, однако этого не произошло из-за наплыва громадного количества причин, о которых не догадывался даже такой проницательный человек, как Проспер Мериме. Он, впрочем, и о своей жизни, как оказалось, долго не знал, что и в ней возможны существенные изменения: «Если бы я мог начать свою жизнь сначала, обладая при этом теперешним моим опытом, я постарался бы быть лицемером и всем льстить. Теперь игра уже не стоит свеч, но, с другой стороны, как-то грустно при мысли, что нравишься людям только под маской и что, сняв ее, окажешься для них ненавистным».
Ушел из жизни великий французский писатель в Каннах в 1870 году. На могильном камне надпись: «С любовью и извинениями. Жорж Санд».
Опера Жоржа Бизе в 4-х действиях «Кармен», премьера которой состоялась в Париже в 1875 году, обошла сцены всего мира и продолжает обходить. Имя автора одноименной новеллы о судьбе отважной и темпераментной цыганки в афишах значится, а иногда и не значится…
Владимир Вестер
