Прекрасный русский поэт. При жизни его стихи не публиковались. Выдающийся сценарист, равный великим авторам итальянского неореализма. Большинство его сценариев не нашли своего воплощения на экране. Замечательный режиссер, снявший всего один фильм. Талантливый прозаик, узнаваемый по первой же фразе. Его рассказы были опубликованы лишь посмертно.
После "Я шагаю по Москве", сценарий которого он написал, после первой славы и оглушительного успеха - резкий уход в штопор. Сплошные неудачи и разочарования. Почти все им задуманное отвергалось. Крушение надежд. Болезнь. Гибель в тридцать семь лет. Архива не сохранилось. Лишь случайно уцелевшие обрывки.
Для другой судьбы все это стало бы приговором к забвению.
Но не для Шпаликова.
Когда-то киносценарист Ирочка Бутыльская, заставшая во ВГИКе еще эпоху Шпаликова, рассказывала мне, как появился сценарий "Ты и я" - легендарного фильма Ларисы Шепитько с Юрием Визбором, Леонидом Дьячковым и Аллой Демидовой. А появился он из... картофельного мешка.
Летом 1968 года Лариса вместе с мужем Элемом Климовым уехала за город, на дачу к знакомым. Адрес никому не оставляли. И вот, сидя на веранде, Лариса и Элем вдруг заметили, что из ближайшего леса вышел человек с мешком - обычно в такие мешки собирали по осени картошку. Но видно было, что ноша путника легка, а мешок болтается за спиной так, как если в нем было сено.
Когда лесной человек приблизился, Лариса узнала в нем Шпаликова.
Гена развязал мешок и высыпал перед Ларисой гору исписанных листочков. Несметное число обрывков и клочков. Ветер тут же стал разносить рукописи по веранде и саду. Все бросились ловить их. А потом за несколько дней из "картофельных" листочков был собран сценарий одного из самых трагичных и таинственных, по сей день неразгаданных, фильмов конца 1960-х.
Самое главное, что оставил Гена в своих фильмах, стихах и песнях, - воздух, лепет детей и бред влюбленных.
А я - осенняя трава, летящие по ветру листья..."
Мне верится, что листочки Шпаликова, обрывки его рукописей до сих пор летают где-то над Ордынкой и Сретенкой. Они словно ждут тех ребят, которые могли бы уловить гениальные шпаликовские слова, ноты, вздохи... Но ухоженная новая Москва, вбухивающая миллионы в собственный макияж, пока не являет миру гениальных шалопаев, чутких к незнакомым прохожим и промелькам солнца в окнах троллейбуса.
"...Лошади идут мимо кинотеатра "Ударник", выходят на Каменный мост. Они идут спокойно и неторопливо, их никто не подгоняет, копыта звонко постукивают об асфальт. За мостом лошадей ведут вверх по улице, а Катя сворачивает к Александровскому саду.
Она идет вдоль невысокой ограды, а в саду на скамейках целуются, и у деревьев тоже целуются, и навстречу ей идет парень, обнимая девушку..."
Каждый его сценарий или рассказ можно пройти насквозь, ничего особенного не заметив. Ни оригинальной философии, ни каких-то выдающихся образов, ни закрученного сюжета. Но при этом - ощущение радостной тайны бытия в каждой строчке. И эта непонятно откуда, из чего выросшая радость, остается с каждым, кто смотрел фильмы Шпаликова или читал его книги.
Я мог бы бесконечно цитировать стихи Шпаликова, но мне отчего-то трудно выстукивать их по клавиатуре компьютера. Его стихи - для голоса и гитары.
Есть и еще одно мешающее мне обстоятельство: я слишком долго был наедине с его строчками. С ними я учился, шёл на свидания, служил в армии, писал письма, провожал поезда, сам уезжал и тосковал по дому, ждал своего рейса и ночевал в районных гостиницах. И сейчас я слышу в них слишком много своего, личного, чтобы я мог легко цитировать Шпаликова.
Когда в 1990-е годы я приезжал куда-нибудь, меня спрашивали (сейчас не спрашивают): "Как там Москва?" Я рассказывал, но меня не очень слушали. Уходили взглядом в себя, будто вспоминали что-то. Возможно, они вспоминали тот город, что они видели в шпаликовских "Я шагаю по Москве" и "Заставе Ильича".
Город, созданный для ночных беззаботных прогулок, для счастливого сумасбродства, для дружбы и поэзии, для того, чтобы парень из Мурманска мог встретить здесь свою судьбу, случайно встретить! - в виде девушки из Ашхабада или со станции Зима...
Москва Шпаликова, большой дом, где всем хватало места и никто не был гастарбайтером.
Шпаликова помнят немногие. Но его помнит воздух, баржи на реке, набережные, лужи после дождя и старый тополь в арбатском дворе.
Остался незавершенный роман Шпаликова. Ворох любви, черного юмора и отчаяния. Роман о сиротстве художника в любом времени, в любую эпоху.
"Конечно, я родился писателем - по призванию, по влечению, но, как это часто бывает, много не успел... Итак, успел я мало. Думал иной раз хорошо (как и многие), но думать - не исполнять... Но каждый успевает отпущенное..."
Не верю ни в бога, ни в черта,
Ни в благо, ни в сатану,
А верю я безотчетно
В нелепую эту страну.
Она чем нелепей, то ближе,
Она - то ли совесть и бред,
Но вижу, я вижу, я вижу
Как будто бы автопортрет.
* * *
Остается во фляге
Невеликий запас,
И осенние флаги
Зажжены не про нас.
Вольным - вольная воля,
Ни о чем не грущу,
Ветром в чистое поле
Я себя отпущу.
Но откуда на сердце
Вдруг такая тоска?
Жизнь уходит сквозь пальцы
Желтой горстью песка.
Меняют люди адреса,
Переезжают, расстаются,
Но лишь осенние леса
На белом свете остаются.
Останется не разговор
И не обиды по привычке,
А поля сжатого простор,
Дорога лесом к электричке.
Меж дач пустых она вела,
Достатка, славы, привилегий.
Телега нас обогнала,
И ехал парень на телеге.
* * *
По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.
Даже если пепелище
Выглядит вполне,
Не найти того, что ищем,
Ни тебе, ни мне.
Путешествие в обратно
Я бы запретил,
Я прошу тебя, как брата,
Душу не мути.
А не то рвану по следу -
Кто меня вернет?
И на валенках уеду
В сорок пятый год.
В сорок пятом угадаю,
Там, где - боже мой! -
Будет мама молодая
И отец живой.
* * *
Городок провинциальный,
Летняя жара,
На площадке танцевальной
Музыка с утра.
Рио-рита, рио-рита,
Вертится фокстрот,
На площадке танцевальной
Сорок первый год.
Ничего, что немцы в Польше,
Но сильна страна,
Через месяц - и не больше -
Кончится война.
Рио-рита, рио-рита,
Вертится фокстрот,
На площадке танцевальной
Сорок первый год.
* * *
Людей теряют только раз
И, след теряя, не находят,
А человек гостит у вас,
Прощается и в ночь уходит.
А если он уходит днем,
Он все равно от вас уходит.
Давай сейчас его вернем,
Пока он площадь переходит.
Немедленно его вернем,
Поговорим и стол накроем,
Весь дом вверх дном перевернем
И праздник для него устроим.
Автобиграфия
Я, Шпаликов Геннадий Федорович, родился в сентябре 1937 года в г. Сегеже Карело-Финской ССР, где мой отец строил Сегежский бумажно-целлюлозный комбинат. Он был военный инженер.
В 1939 году после окончания строительства мы вернулись в Москву.
В 1941 г., как только началась война, нас эвакуировали в г. Фрунзе. Жили мы, вернее, в деревне Аларга - это недалеко от города.
Зимой 1943 года вернулись в Москву. 28 января 1944 г. в Польше погиб мой отец, инженер-майор Шпаликов.
В 1945 году я поступил в школу, а в 1947 году военкоматом был направлен в Киевское суворовское военное училище как сын погибшего офицера...
Единственной режиссерской работой Геннадия Шпаликова остался фильм, снятый им по собственному сценарию в 1966 году. Фильм называется "Долгая счастливая жизнь".
