Из записной книжки 1970 г
Страшный суд -- страшным судом, но вообще-то человека, прожившего жизнь в России,
следовало бы без разговоров помещать в рай.
Кошка грациозна при любом положении своего тела. Не то с человеками.
Что же тогда есть наши представления о красоте, грации и проч., если на сто
процентов отвечают им только животные.
Приходится умозаключить, что когда речь идет о политической системе,
отсутствие логики есть признак здоровья.
Дон Жуан, Казанова, Маркиз де Сад -- все они своего рода Александры
Ульяновы сексуальной революции.
"Вы должны немножко набраться терпения",-- сказал NN, зав. отделом
поэзии в журнале. "Да? -- сказал я. -- Я, по-моему, могу его уже выделять".
Вторая мировая война -- последний великий миф. Как Гильгамеш или Илиада.
Но миф уже модернистский. Содержание предыдущих мифов -- борьба Добра со Злом.
Зло априорно. Тот, кто борется с носителем Зла, автоматически становится носителем Добра.
But second World War was a fight of two Demons1.
На Западе, esp. in States2, мат (фенечка, сленг и т. п.) вошел в литературу, в газеты,в журналы.
Таким образом, литература крадет мат у публики, ибо стали бы употреблять мы "ебену мать", если бы находили ее в "Правде".
Если не секретно, значит не действительно.
Самое замечательное у наших материалистов это то, что не вся материя --
материя. Например, материя Запада уже не совсем материя. Контр-материя.
Классическая поэзия (рифмы, метр etc.) дает возможность формального резерва:
других рифм, другого метра. Модернисты с ихним verse libre3 пленники плоскости.
Это как рисунок в профиль, когда не можешь представить себе фас. Отсутствие других средств.
Как будто в этом месте живет неизвестное, безымянное божество, как будто это место -- его алтарь,
где ты то ли принес, то ли принесешь еще ему жертву, то ли услышал уже, то ли еще услышишь его голос:
не забывай.
Дурак может быть глух, может быть слеп, но он не может быть нем.
1 Но вторая мировая война была борьбой двух Зол.
2 Особенно в США.
3 Верлибр.
<1970>
